Смерть и жизнь больших американских городов

Джекобс Джейн

Неспециализированные парки могут сильно увеличивать притягательность таких городских участков, которые и помимо них привлекают людей разнообразием способов использования. Но они же могут, усиливая ощущение скуки, пустоты или опасности, усугублять упадок территорий, которые люди находят непривлекательными. Чем успешней город творит повседневное разнообразие пользователей и способов использования своей уличной среды, тем эффективней люди мимоходом оживляют и поддерживают (в том числе экономически) удачно расположенные парки, от которых взамен их окрестности получают не пустоту, а красоту и радость.

6. Использование городской округи

Выражение «городская округа» стало звучать примерно так же, как «валентинка». «Округа» как сентиментальная идея приносит вред градостроительству, порождая попытки деформировать жизнь крупного города по образцу малых городов или пригородов. На место здравого смысла сентиментальность ставит благие намерения.

Успешная округа в крупном городе — это такая его часть, которая справляется со своими

проблемами достаточно хорошо для того чтобы они не разрушали её. Неудачливая округа — это часть города, которая терпит поражение в борьбе со своими проблемами и становится перед ними все более беспомощна. Наши крупные города содержат все градации успеха и неудачи. Но в целом мы, американцы, плохо поддерживаем наши городские округи, свидетельство чему — длительное накопление провалов и проблем в громадных «серых поясах», с одной стороны, и на стремящихся к самоизоляции «полянах» новостроек, с другой. Принято считать, что хорошую округу способны создать те или иные ключевые элементы хорошей жизни, например школы, парки, чистое жильё. Как проста была бы жизнь, будь это так! Какой заманчивый способ поддерживать порядок в сложном и своенравном обществе! Всего-навсего надо обеспечить его рядом сравнительно нехитрых материальных благ. В реальной жизни, увы, причины и следствия не столь примитивны. Проведённое в Питтсбурге исследование, имевшее целью подтвердить очевидную, казалось бы, корреляцию между улучшением жилищных условий и уменьшением социальных проблем, принесло ошеломляющий результат: преступность среди несовершеннолетних в нерасчищенных пока что трущобах оказалась ниже, чем в новостройках. Значит ли это, что улучшение жилищных условий увеличивает преступность? Нет, конечно. Это значит, однако, что есть более важные факторы, чем жильё, и что нет прямой, простой связи между хорошим жильём и хорошим поведением. Эту истину вся история западного мифа, вся наша литература и весь запас наблюдений, доступных каждому из нас, давно должны были сделать очевидной. Хорошее жильё — это хорошее жильё, и только. Самонадеянно полагая, будто оно способно творить чудеса в социальной или семейной сфере, мы дурачим сами себя. Рейнхольд Нибур назвал эту разновидность самообмана «доктриной спасения посредством кирпичей».

Со школами — то же самое. При всей их важности на них совершенно нельзя положиться как на средство спасения плохой округи и сотворения хорошей округи. Точно так же хорошее школьное здание не гарантирует хорошего образования. Подобно парку, школа — изменчивый продукт своего окружения (как и общей политики). В плохой округе школы разрушаются как физически, так и социально; напротив, успешная округа улучшает свои школы благодаря тому, что борется за них [17] .

17

На манхэттенском Верхнем Уэстсайде, где сложились чрезвычайно тяжёлые условия, где к социальной дезинтеграции добавились безжалостная расчистка территорий, бестолковое муниципальное строительство и бесцеремонное переселение людей, годовая текучесть учеников в школах превысила в 1959–1960 годах 50 %. В шестнадцати школах она в среднем составила 92 %. Смешно и думать, что какими бы то ни было усилиями, официальными или неофициальными, в такой нестабильной округе можно создать хотя бы сносную школу. Хороших школ не может быть ни в какой нестабильной округе с большой текучестью учеников, даже если качество жилья в ней высокое.

Неверно и то, что семьи, принадлежащие к среднему или высшему классу, как правило, образуют хорошую округу, а бедные семьи — плохую. Например, в бостонском Норт-Энде, в нью-йоркском приречном Уэст-Гринвич-Виллидже, в чикагском районе скотобоен (на все эти три района градостроители, кстати, махнули рукой как на безнадёжные) посреди бедности появились хорошие участки, чьи внутренние проблемы со временем не росли, а уменьшались. С другой стороны, посреди красоты и спокойствия фешенебельной в прошлом балтиморской Юто-Плейс, посреди солидного и зажиточного в своё время бостонского Саут-Энда, посреди культурно привилегированных угодий нью-йоркского района Морнингсайд-Хайтс, посреди нескончаемых миль скучно-респектабельных, населённых средним классом «серых поясов» возникают скверные участки — места, где апатия и внутренняя несостоятельность не изживаются со временем, а нарастают.

Искать ключ к успеху городской округи в высоких стандартах материального обеспечения, или в потенциально конкурентоспособном и непроблемном населении, или в ностальгических воспоминаниях о жизни в маленьком городке — пустая трата времени. Тем самым мы уходим от сути вопроса, которая состоит в следующем: что социально и экономически полезного делает — если делает — округа в крупном (именно крупном) городе, и как она это делает?

Мы сдвинемся с мёртвой точки, если начнём думать о городской округе как об органе самоуправления. Успехи и неудачи той или иной округи — это в конечном счёте успехи и неудачи в местном самоуправлении. Я говорю о самоуправлении в самом широком смысле из возможных и включаю в него как формальные, так и неформальные компоненты.

И требования к самоуправлению, и способы его осуществления в крупных и не столь крупных городах различаются. Взять, например, проблему чужаков. Рассматривая округу в крупном городе как орган самоуправления, мы прежде всего должны отбросить некоторые ортодоксальные, но не имеющие отношения к делу представления,

применимые к населённым пунктам меньшего размера. Нам с самого начала надо отказаться от идеала округи как замкнутой в себе или интровертированной единицы.

К несчастью, ортодоксальное градостроительство беззаветно предано идеалу уютной, обращённой внутрь себя городской округи. В очищенном виде идеал — это участок, насчитывающий примерно 7000 жителей, способный наполнить учениками начальную школу и оправдать существование работающего допоздна магазина и общественного центра. Участок затем делится на более мелкие единицы, размер которых отвечает потребностям детской игры, присмотра за детьми и болтовни домохозяек. Хотя «идеал» редко реализуется буквально, он служит отправной точкой почти для всех проектов городской реконструкции, для всего строительства жилых массивов, для большей части современного зонирования и для учебных работ большинства нынешних студентов, изучающих архитектуру и градостроительство, — тех, кто будет навязывать крупным городам эти схемы завтра. В одном лишь Нью-Йорке в 1959 году уже более полумиллиона человек жили там, где этот взгляд на округу воплощён на практике. Этот «идеал» городской округи как отдельного острова — важный фактор нашей теперешней жизни.

Чтобы увидеть, почему этот «идеал» глуп и даже вреден для больших городов, мы должны понять коренное различие между ситуацией, когда его насаждают в большом городе, и жизнью малого города. В городе с населением в 5000 или 10 000 человек, если ты выйдешь на главную улицу (аналогом которой в жилом массиве, построенном по единому проекту, является общественный центр или совокупность коммерческих учреждений), ты встретишь тех, кого знаешь по работе, или кем учился в школе, или кого видел в церкви, или кто учит твоих детей, или кто оказывал тебе профессиональные услуги, или кто дружит с твоими знакомыми, или о ком ты слышал отзывы. В небольшом городе или деревне связи между людьми образуют густую сеть, превращающую малые города с населением даже более 7000, а в какой-то степени и города средних размеров в жизнеспособные и сплочённые сообщества.

Но группа из 5000 или 10 000 жителей крупного города, как правило, не способна естественным путём создать такую сеть внутренних связей — для этого нужны поистине чрезвычайные обстоятельства. И градостроители, сколь бы уютны ни были их замыслы, ничего с этим поделать не могут. Если бы они добились своих целей, результатом было бы уничтожение большого города и превращение его в совокупность малых. В реальности же результатом их ложно направленных усилий становится превращение большого города в совокупность взаимно подозрительных и враждебных «полян». Этот «идеал» спроектированного жилого массива, как и его разнообразные вариации, порочен и во многих других отношениях [18] .

18

Даже старинный довод в пользу того, что идеальное число жителей округи равняется примерно 7000, — желательность полной нагрузки для начальной школы, — оказывается несостоятельным в применении к большим городам. Для того чтобы это стало очевидно, достаточно задать простой вопрос: какой именно школы? Во многих больших американских городах контингент приходских школ приближается к контингенту государственных школ или даже превышает его. Значит ли это, что для склеивания округи воедино в ней должны работать две школы, а её население должно быть вдвое больше? Или население вычислено верно, а школы должны быть вдвое меньше? И почему именно начальная школа? Если за точку отсчёта надо брать школу, то почему не неполную среднюю, где в наших крупных городах, как правило, куда больше проблем, чем в начальной? Вопрос «Какой именно школы?» никогда не задают потому, что этот подход не более реалистичен в отношении школ, чем в отношении чего бы то ни было. Школа — благовидный и, как правило, абстрактный предлог для того, чтобы назвать какой-нибудь конкретный размер единицы, порождаемой грёзами о воображаемых городах. Это необходимо как некая формальная рамка, оберегающая дизайнеров от интеллектуального хаоса. Никакой другой полезной роли она не играет. Предтечами этой идеи, безусловно, являются образцовые города Эбенизера Хауарда, а её долговечность объясняется потребностью в заполнении интеллектуального вакуума.

В последнее время некоторые градостроители, самый известный из которых — Реджинальд Айзекс из Гарварда, дерзко задались вопросом: имеет ли понятие окрути в большом городе какой-нибудь смысл вообще? Жители больших городов, говорит Айзекс, очень мобильны. Сфера их выбора в отношении работы, дантиста, прогулок, друзей, магазинов, развлечений, а в некоторых случаях и школ для детей — весь город. В большом городе, по словам Айзекса, человека не сковывает и не должен сковывать провинциализм округи. Разве смысл больших городов не в широте выбора, не в богатстве возможностей?

Разумеется, это так. Более того, именно эта подвижность использования и выбора служит фундаментом большинства культурных и иных специфических начинаний в крупных городах. Потому что эти города предоставляют громадный резервуар талантов, материалов и потребителей, создают предпосылки для необычайного разнообразия инициатив, причём не только в центральных деловых районах, но и в других местах, которые в состоянии предложить что-то особенное и располагают для этого человеческим потенциалом. Черпая из громадного резервуара большого города, эти инициативы, в свой черёд, увеличивают доступный горожанам выбор рабочих мест, товаров, развлечений, идей, контактов, услуг.