Смерть как искусство. Том 1. Маски
Шрифт:
– Может, – кивнула завтруппой, – если роль второго плана подразумевает серьезные физические нагрузки или какие-то другие привходящие моменты.
– Например?
– Например, игра в сложном и тяжелом по весу костюме или в сложном гриме, с горбом и имитацией протеза.
– И как реагирует на это актер, играющий главную роль? Обижается?
– Конечно, – неосторожно согласилась потерявшая бдительность завтруппой.
– На кого? На того, кто установил такие баллы? То есть на Богомолова? – нажимала Настя.
– Нет, у нас в театре такого быть не может, – тут же отыграла назад женщина. – Это я вам так говорю, чисто теоретически.
«Значит, было, – снова подумала Настя. – Любимчику, играющему роль второго плана, дадим баллов побольше, а главную
– А за что в принципе актер может обидеться на худрука? Не у вас в театре, – уточнила Настя с улыбкой, – а так, теоретически.
– Ну, причина только одна: не дают ролей, не дают играть. Больше обижаться не за что.
Настя перелистнула блокнот и приступила к следующему блоку вопросов.
– В вашем театре много актеров, активно занятых в кино и на телевидении. Это не мешает работе в театре?
– Мы стараемся, – скупо улыбнулась завтруппой. – Для этого я и существую, чтобы правильно составить репертуар с учетом занятости актера в съемках.
– А если это невозможно? Просто технически не получается?
– Тогда приоритет театру, это даже не обсуждается, – твердо ответила женщина. – Прежде чем подписать контракт на съемки или на постоянное участие в телевизионной программе, актер обязательно должен получить разрешение художественного руководителя. Если разрешение есть, актер потом уже только приносит мне записки с датами, когда просит не занимать его в репертуаре в следующем месяце, а мое дело – это учесть. Тут можно манипулировать и днями, и составами, в общем, есть возможности, главное – руку набить.
– Давайте вернемся к ситуации, когда вам не удается по техническим причинам учесть график актера. Вы сказали, что приоритет безусловно отдается театру. Что это означает на практике?
Завтруппой пожала плечами и передвинула какие-то бумаги на своем столе.
– Актер выходит и играет спектакль в тот день, который удобен театру. Вот и все.
– А как же съемки? Или телевидение?
– Срываются. Или переносятся на другое время. Все зависит от того, как это прописано в контракте с продюсерской компанией. Могут пойти навстречу и изменить график съемок, а могут и неустойку стребовать. Вы сами поймите: допустим, должна сниматься сцена со сложной техникой, каскадерами, на натуре, а это все огромные деньги. И вот все организовано, все готово, разрешение муниципальных властей на съемку заранее получено, техника заказана, договор с каскадерами заключен, и все это заблаговременно, потому что у всех долгосрочное планирование. И вдруг оказывается, что актер не может сниматься. То есть для того, чтобы перенести съемку, надо аннулировать разрешение и получать новое, расторгать договоры на технику и с каскадерами, платить им неустойку, договариваться обо всем заново на другой день, а в этот другой день они не могут, потому что у них уже договоры с другими клиентами, в общем, морока страшная. И за всю эту мороку продюсеры должны платить из своего кармана. С какой стати? Они вполне могут перевести стрелки на актера и заставить его заплатить неустойку за срыв съемок. Повторяю, это все зависит от того, что записано в контракте, ну, и, разумеется, от личных отношений актера и продюсеров. Бывают контракты совершенно драконовские, а бывают и вполне лояльные, учитывающие востребованность конкретного актера в театре.
«Вот и еще один повод для конфликта актера и худрука, – отметила про себя Настя. – Худрук при помощи преданной ему завтруппой вполне может, лично не марая рук, выставить актера на такие бабки, что «мама не горюй». Но если спросить, не было ли такого, она, конечно, ответит, что это возможно лишь теоретически и, в любом случае, не в этом театре».
Она снова перевернула страницу и пробежала глазами домашние заготовки.
– За что можно уволить актера? За какие провинности?
Завтруппой снисходительно улыбнулась, хотя напряжение продолжало таиться
– Тут у нас, как у всех. Дисциплина, опоздания, неявка на репетицию или на спектакль, приход в нетрезвом состоянии.
– И если актера нужно уволить, то…
– То начинается ловля блох, – машинально продолжила завтруппой и тут же спохватилась: – Но, конечно, не у нас, у нас такого не бывает. А в принципе дается команда «ату!», и начинается скрупулезная слежка за неугодным. Например, у нас в правилах записано, что актер должен явиться на репетицию не позже, чем за пятнадцать минут до начала. И не дай бог ему явиться за четырнадцать: получивший команду помреж тут же фиксирует опоздание и пишет докладную. Пришел с похмелья, с запахом, – докладная. Явился на репетицию не готовым, не выучил роль – докладная. Вот и вся технология. Три нарушения – увольнение. Но это только для тех, кто в штате. А с теми, кто на договоре, приходится либо ждать истечения срока контракта, либо уж расторгать договор и платить неустойку.
– Скажите, а трудно выучить роль? – внезапно спросил Сташис, который до этого хранил молчание, как обычно, то и дело поглядывая на часы.
Женщина засмеялась, на этот раз уже расслабленно.
– Знаете, как говорил покойный Олег Николаевич Ефремов? «Чего там учить-то? Сорок раз прочитал – и выучил. А не выучил – прочитай еще сорок раз».
– Наверное, это безумно трудно, – задумчиво протянул Антон.
– Конечно, – с готовностью согласилась завтруппой. – А кто вам сказал, что актерское ремесло легкое? Оно и есть безумно трудное. Трудное и технически, и морально.
– Морально? – переспросила Настя.
– А как вы думали? – темные глаза женщины сверкнули. – Вы только представьте, ведь актер должен выходить на сцену и играть в любом состоянии – с сердечным приступом, с температурой, с больными зубами, после любых известий, даже придя с похорон близкого человека, потому что спектакль нельзя отменить просто так. Я уж не говорю о том, что иные спектакли играются годами, и нужно выходить на сцену и играть все то же самое, то же самое, то же самое… и постараться, чтобы это было не скучно, чтобы это было живо, чтобы сверкало и переливалось. А вы говорите: трудно роль выучить! Трудно, конечно, но это ерунда по сравнению с тем, как трудно эту роль готовить, думать над ней, работать, вкладывать в нее часть себя, причем иногда часть болезненную, которую и трогать-то страшно. А дети? Дети у актеров растут практически без родителей, потому что родителей или вечно нет дома, потому что они или на репетициях, или на спектакле, или на съемках, или они целиком погружены в себя, в мысли о новой работе, о новой роли, о новом спектакле. Вы знаете, сколько трагедий с детьми именно в актерских семьях? А сколько разрушенных браков, неустроенной личной жизни?
Завтруппой говорила об этом так горячо и напористо, что стало понятно: со всеми этими бедами актеры бегут именно к ней. Интересно, подумала Настя, если у Богомолова был роман с какой-нибудь актрисой, она об этом расскажет? Ведь ударить его битой по голове могли и из ревности, почему нет? Но, скорее всего, не расскажет, она слишком предана художественному руководителю. Хотя какой смысл скрывать? Ведь все равно расскажут, не она – так кто-нибудь другой. Но пусть лучше этот другой, только не она сама. Она останется в глазах руководителя чистенькой. Ладно, посмотрим.
– Романы? – Завтруппой приподняла широкие бесформенные брови. – Это не ко мне. Вам лучше с Люсенькой Наймушиной поговорить, она со всеми дружит и все знает.
– Когда ее можно застать в театре?
– Сейчас я вам точно скажу. – Завтруппой достала какие-то листки и бегло просмотрела их, держа в вытянутой руке. – На сегодняшнюю репетицию ее не вызывали, сегодня репетируют куски, в которых она не занята, вечером она в спектакле тоже не занята, так что в театре Люся сегодня не появится, а вот завтра она на репетиции будет, завтра запланировано проходить ее сцену. Она придет к одиннадцати, в два освободится, и вы сможете с ней поговорить.