Смерть Канарейки
Шрифт:
– Ваше великодушие меня подавляет. Но моя машина внизу.
И доктор Линдквист надменно удалился. Маркхэм немедленно вызвал Свэкера и послал его за Трэси. Сыщик сейчас же явился, протирая пенсне. Его можно было скорее принять за актера, чем за сыщика, но его способность справляться с делами, требующими тонкости и деликатности, вошла в департаменте в поговорку.
– Я хотел бы, чтобы вы снова доставили мне мистера Луи Мэнникса, – сказал Маркхэм. – Привезите его сюда сейчас же, я буду ждать.
Трэси весело кивнул и, приведя в порядок пенсне, отправился выполнять поручение.
– А теперь, – сказал Маркхэм, устремив на Ванса укоризненный взгляд, я хочу
– Я все-таки припугнул его, правда? – довольно ухмыльнулся Ванс. – Когда ваш противник начинает раздраженно говорить о бессмысленности ваших намерений, ему уже чертовски жарко под воротничком. Но, Маркхэм, старина, не разражайтесь рыданиями относительно моего скудоумия. Если мы с вами оба подумали о сиделке, не можете же вы предположить, что лукавый доктор не подумал о ней? Если бы эту мисс Финкл можно было подкупить, он сделал бы это два дня назад, и она вместе с бесчувственной миссис Бридон упоминалась бы в качестве свидетельницы его присутствия в лечебнице. Тот факт, что он избежал всякого упоминания о сиделке, доказывает всю трудность склонить ее к даче ложных показаний… Нет, Маркхэм, я нарочно заставил его насторожиться. Теперь ему надо что-то сделать до завтра, до допроса мисс Финкл. А я достаточно хвастлив, чтобы сказать, что это будет.
– Дайте мне сообразить, – вмешался Хэс. – Надо мне или нет тащить сюда эту Финкл завтра утром?
– В этом нет никакой необходимости, – сказал Ванс. – Боюсь, что мы обречены не полюбоваться на эту Флоренс Найтингел. Наша встреча – самая нежелательная вещь для доктора.
– Может быть, это и верно, – согласился Маркхэм… – Но не забудьте, что в понедельник ночью он мог делать что-то, не имеющее никакого отношения к убийству, и не хочет разглашать это.
– Так, так. И все же почти все, кто знал Канарейку, почему-то выбрали ночь понедельника для каких-то тщательно скрываемых поступков. Странновато, а? Скил пытается уверить нас, что он был погружен в карточную игру. Кливер – если верить ему на слово – колесил где-то по дорогам. Линдквист хочет, чтобы мы представляли себе его в заботах о страдалице. А Мэнникс, как я случайно узнал, провалился со своим алиби. Ясно, что все они занимались чем-то, что хотят скрыть от нас. Что же это такое? И почему они все как один выбрали ночь убийства для таинственных дел, о которых не осмеливаются даже упоминать, чтобы освободить себя от подозрений? Вторжение ифритов, что ли, произошло в эту ночь в городе? Разразилось ли над миром проклятие, влекущее людей к темным грязным делам? Не обошлось ли тут не без вмешательства Черной Магии?
– Я ставлю на Скила, – упрямо заявил Хэс. – Я узнаю профессиональную работу. Вы не можете избавиться от отпечатков пальцев и заключения профессора относительно отмычек.
Маркхэм находился в мучительном замешательстве. Я знал, что его уверенность в виновности Скила была в некоторой степени поколеблена теорией Ванса о том, что убийство было тщательно подготовлено хитрым и умным человеком. Но теперь он, казалось, был готов вернуться к точке зрения Хэса.
– Я признаю, – сказал он, – что Линдквист, Кливер и Мэнникс не могут внушить веры в свою невиновность. Но, поскольку все они одинаково подозрительны, сила подозрения против них как-то рассеивается. В конце концов Скил – это единственный логический кандидат на роль душителя. Он единственный, у кого были мотивы для убийства, и он единственный, против кого есть хоть какие-то доказательства.
Ванс устало вздохнул.
– Да, да. Отпечатки пальцев, следы отмычки. Вы так легковерны, Маркхэм. В квартире найдены отпечатки пальцев Скила, поэтому Скил задушил леди. Так чертовски просто. Зачем еще беспокоиться? Все ясно – дело решенное. Послать Скила на электрический стул – и все! Это эффектно, но искусство ли это?
– В своем критическом рвении вы подрываете наше обвинение против Скила, – раздраженно заметил Маркхэм.
– О, я допускаю, что обвинить Скила очень остроумно. Это так дьявольски остроумно, что у меня не хватит духу это отрицать. И все же, Маркхэм, это неверно.
Хэс сидел неподвижно. Он угрюмо нахмурился. Сомневаюсь даже, что он слышал обмен мнениями между Вансом и Маркхэмом.
– Вы знаете, мистер Маркхэм, – сказал он, как будто пытаясь уловить какую-то неясную мысль, – если бы можно было доказать, как Скил пробрался в квартиру Оделл и ушел оттуда, у нас было бы готовое обвинение. Я не могу этого выяснить – это то, что меня останавливает. Так, я думаю, что надо бы позвать архитектора – осмотреть эти комнаты. Дом старый, бог знает когда был построен и, может быть, там есть ходы, которых мы не знаем.
– Господи помилуй! – Ванс уставился на него в саркастическом восхищении. – Вы становитесь романтиком. Скрытые ходы, потайные лестницы, двери посреди стен. Так? О, господи! Сержант, остерегайтесь кино. Оно погубило много хороших парней. Попробуйте пока оперу – она более скучна, зато менее порочна.
– Ладно, мистер Ванс, – Хэсу самому, наверное, не нравилась мысль об архитекторе. – Но раз мы не знаем, как Скил вошел туда, мы должны знать, как он туда не входил.
– Я согласен с вами, сержант, – сказал Маркхэм. – Я сейчас же вызову архитектора. Он позвонил Свэкеру и дал необходимые указания.
Ванс вытянул ноги и зевнул.
– Все, что нам сейчас надо – это Жемчужину Гарема, несколько амуров с веерами из пальмовых листьев и немного музыки.
– Вы все шутите, мистер Ванс. – Хэс зажег новую сигару. – Но даже если архитектор ничего не найдет, это меня не убедит.
– Моя жесткая вера обращена к Мэнниксу, – сказал Ванс. – Не знаю, почему это, но он не очень приятный человек, и он что-то скрывает. Маркхэм, не смейте отпускать его, пока он не расскажет нам, где он был в понедельник ночью. И не забудьте таинственно намекнуть на манекенщицу.
ГЛАВА 20
НОЧНОЙ СВИДЕТЕЛЬ
(пятница, 14 сентября, 3 ч. 30 мин. дня)
Мэнникс приехал меньше чем через полчаса. Хэс уступил ему свое место и направился к большому креслу у окна.
Ванс уселся на маленький стол справа от Маркхэма, тут он мог сбоку наблюдать за Мэнниксом.
Было ясно, что мысль о вторичной беседе вовсе не казалась Мэнниксу приятной. Его маленькие глазки беспокойно обшаривали комнату, на мгновение задержались на Хэсе и в конце концов остановились на лице прокурора. Он держался еще более настороженно, чем во время своего первого посещения, в том, как он приветствовал Маркхэма, наряду с грубостью сквозило некоторое замешательство. Вид Маркхэма вовсе не располагал к тому, чтобы держаться с ним вольно. Это был суровый непоколебимый прокурор, жестом пригласивший Мэнникса садиться. Мэнникс положил трость и сел на краешек стула, неестественно выпрямив спину.