Смерть консулу! Люцифер
Шрифт:
— Вы обворожительны, мадемуазель! — сказал Эгберт. «Дероне, должно быть, предупредил её, — мысленно утешал он себя. — Вероятно, мне недолго придётся оставаться с нею наедине».
Зефирина усадила его рядом с собою на маленьком диване.
— Вы из Тюильри? От императора?
— Да, мадемуазель. Меня пригласили туда самым неожиданным образом.
— Надеюсь, он был милостив с вами. Говорят, он любит австрийцев и особенно австрийских женщин.
— Это было бы очень странно в настоящее время, когда он думает объявить нам войну.
— Сперва у него были в большой милости польки. Он ненастоящий француз, а потому ему нравится всё иностранное.
— Я не заметил этого и не знаю также, откуда вывели вы заключение, что он любит австрийцев?
— Доказательством этого может служить одна ваша знакомая. Её называют у нас «1а belle Allemande», или она француженка?
— Молодая маркиза Гондревилль?
— Да. Это первая победа Наполеона над Австрией...
— Мадемуазель! — прервал её Эгберт, который чувствовал себя как на горячих угольях.
Зефирина засмеялась своим звонким нахальным смехом.
— Вы краснеете, как робкий пастушок. Но ведь у нас за кулисами знают всё, что делается в Тюильри. Говорят, эта красавица совсем очаровала Наполеона. Амур, оказывается, сильнее его. Разумеется, она уже не вернётся в вашу скучную Германию; родители её могут распроститься с нею навеки. Атенаис от души хохотала, когда я рассказала ей эту историю. Она знает её родных и называет их гордыми аристократами. Один из них, я забыла фамилию, вероломно бросил Атенаис, а эта...
Эгберт соскочил со своего места.
— Ах, не убивайте меня! — воскликнула Зефирина театральным тоном. — Вы не жених ли молодой маркизы?
— Я — и маркиза Гондревилль! Вот был бы подходящий брак! Разве вы не знаете, что у нас в Австрии бюргер не может жениться на аристократке?
Эгберт не хотел верить и не верил ни одному слову Зефирины, но он чувствовал себя глубоко оскорблённым, что имя его идеала оскверняется устами такого ничтожного существа. Ему хотелось скорее вырваться из этой комнаты, где сам воздух казался ему тяжёлым и сдавливал ему грудь. «Ах, если бы Дероне скорее пришёл! — думал он с нетерпением. — Что могло задержать его таким образом?»
— Вот ужасная страна! — воскликнула Зефирина, всплеснув руками. — Значит, у вас в Австрии я не могла бы выйти замуж за графа или сенатора! Ведь это варварство. И вы ещё хотите вернуться туда! Может быть, вас испугала какая-нибудь вспышка Наполеона? Но в моих глазах вы нисколько не потеряли от того, что лишились его милости, напротив...
— Вы слишком добры ко мне, мадемуазель.
— Но вы вовсе не заслуживаете этого и очень дурно обращаетесь со мной. Вместо того, чтобы глядеть на меня, вы постоянно посматриваете на дверь. Противная дверь. Кто смеет войти сюда? Или вы хотите обратиться в бегство? Ну так я заранее приму меры предосторожности.
Прежде чем он успел удержать её, она подбежала к двери, заперла её и вынула ключ из замка.
— Прекрасный Адонис! — воскликнула она. — Ты пленник!
— Это уж слишком! Я желал бы знать: шутка ли это с вашей стороны, или вы говорите серьёзно?
— Господин философ, я хочу вам дать хороший совет. Вы попали в скверную историю.
— Что это за история? — спросил Эгберт, взяв её за обе руки в надежде овладеть ключом, который она держала в правой.
— Этот Беньямин Бурдон опасный заговорщик. Я всегда боялась его и ни за что не пригласила бы его лечить себя. Теперь с ним случилось большое несчастье. Но он сам виноват. Какое ему было дело до государства! Лучше бы хлопотал со своими больными.
— Он в тюрьме. Имеете ли вы о нём известия? Вероятно, его вышлют отсюда.
— Ну, у нас не любят шутить с заговорщиками, — сказала Зефирина, нахмурив брови. — Он поплатится за это головой.
У Эгберта замерло сердце.
— Неужели император решится на такую жестокость! Невозможно!
— Что делать! Sauve qui peut. Вы первый должны сделать это. Вы были неразлучны с этим Бурдоном и знали о заговоре. Цель его всем известна. — Она сделала движение примадонны, которая закалывает кого-то кинжалом. — Доказательство вашего участия в заговоре налицо: вы постоянно носите с собой опал с орлом.
Эгберт был вне себя от удивления. Как могла она знать о существовании опала? Неужели Дероне имел неосторожность рассказать ей историю убийства?
— Вы не можете отрицать этого, — продолжала Зефирина, — этот камень служит знаком для заговорщиков, по которому они узнают друг друга. Если при аресте его найдут у вас...
— Им не за что арестовать меня.
— Вас могут задержать в минуту отъезда и произвести обыск под каким-нибудь предлогом...
— Этот камень не имеет никакого значения. Это простая безделушка.
— Если так, то подарите мне его на память. У меня он будет в безопасности, а вам это может стоить жизни.
У Эгберта вкрались подозрения, что Цамбелли подкупил её, чтобы завладеть камнем, который может служить уликой против него.
— Жизни! — повторил Эгберт. — Ну, это моё дело. Я не ожидал от вас, что вы способны на гнусную измену! Вы, кажется, не подозреваете, какому человеку вы служите!
— Я хочу спасти вас, а вы меня обвиняете! Из-за вас я подвергаю и себя, и своих друзей величайшей опасности, а в благодарность вы называете меня изменницей! Как эти мужчины не понимают женского сердца!
В тоне её голоса слышалась правда. Шевалье мог воспользоваться её привязанностью к Эгберту и, быть может, уверил её, что она должна выманить камень у любимого человека для его спасения.
— Простите, если я огорчил вас, — сказал Эгберт. — Но объясните мне, от кого вы получили все эти сведения.
— Вам до этого нет никакого дела. Послушайтесь моего совета, отдайте мне камень.
— Я не могу и не должен исполнить вашу просьбу. Назовите мне его имя...
В соседней комнате послышался шум.