Смерть консулу! Люцифер
Шрифт:
Драма разыгралась в течение одной минуты.
Карета первого консула только выезжала на улицу Шартр. У окна её показалось энергичное лицо генерала Ланна. Его сверкающий взор быстро охватил положение вещей. Громким голосом, как в битве, он приказал кучеру:
— Галопом!
Кучер пустил лошадей, конвой плотнее сомкнулся около кареты, и всё исчезло.
Сохраняя полное спокойствие, как при Маренго, Бонапарт спросил:
— Что случилось, Ланн?
— Генерал, стреляли из пушки в вашу карету.
— Едва ли. Я бы услыхал свист картечи.
— Во всяком случае хотели вас убить.
Нисколько не волнуясь за себя, Бонапарт сказал:
— Будьте добры, взгляните, не случилось ли чего с моей женой.
Бессьер высунулся из окна и со своим гасконским акцентом сказал:
— Карета мадам Бонапарт следует вполне благополучно.
— Едем в оперу. Там узнаем подробности.
Сан-Режан, успевший отпрыгнуть в лавку, через несколько минут пришёл в себя. Оглушённый взрывом, он сначала лежал на ступеньках лестницы, ведшей в это подвальное помещение. Встав на ноги, он почувствовал страшную боль в правой руке. Глаза его были красны и распухли от ядовитых газов, появившихся при взрыве. Он осмотрел свою руку. Рукав камзола был оторван. Сквозь разорванную рубашку видна была страшная рана, в глубине которой виднелась обнажившаяся кость. Кровь лилась ручьём. Он остановил её, перевязав руку платком повыше локтя.
Затем он стал осматриваться кругом. В лавке не уцелело ни одного окна. Вся мебель была разбита вдребезги. Лавочник с оторванной головой лежал в луже крови. Его жена осталась на стуле в сидячем положении, но она также была мертва.
Сан-Режан в ужасе, едва держась на ногах, поднялся на несколько ступеней, которые спасли его, защитив от взрыва. С ужасом смотрел он на несчастных, которые корчились на мостовой, прося помощи. Полиция была уже здесь. Прибежавшие из Тюильри гвардейцы оказывали раненым первую помощь и поднимали их. Через несколько минут всё, что оставалось на месте покушения, будет предметом судебного следствия.
Сан-Режан, сделав над собой усилие и поддерживая левой рукой правую, бросился на улицу Сан-Никез, почти бегом добежал до улицы С.-Оноре и здесь, чувствуя себя в безопасности, свернул в какие-то ворота, чтобы обдумать своё положение.
Что теперь ему делать? Тяжело раненный, истекая кровью, найдёт ли он в себе силы добраться до улицы Дракона и укрыться у самоотверженной Виргинии Грандо? Он чувствовал, что по дороге он упадёт. Может быть, он и умрёт здесь? Нет, рана его не была смертельна. Очевидно, его подберут прохожие и отправят его в полицию, там всё обнаружится, и его будут судить за содеянное преступление. А если взять извозчика, который отвёз бы его на улицу Дракона? Но что сказать извозчику, который, конечно, из сострадания к раненому примется расспрашивать его, а завтра передаст о всех этих разговорах другим и таким образом наведёт полицию на след? Нет, нечего и думать добраться до убежища таким путём. Оставался дом Лербуров. Конечно, и этот план был сопряжён с опасностями, но всё-таки он устранял много трудностей. Во-первых, не нужно было далеко ехать. Сан-Режан был в ста шагах от дверей магазина Лербура. Хороший приём был здесь обеспечен, благодаря дружбе с мужем, а безопасность обеспечивалась преданностью жены. Там можно будет провести несколько дней, пока не уляжется шум и появится возможность добраться до Бретани, где он будет в безопасности. Но среди всех этих забот его особенно угнетала одна мысль: каков был результат его покушения? Погиб ли первый консул в огнедышащем вулкане, который он развёл у него под ногами? На месте не было никаких следов кареты. Были только убитые лошади и солдаты, барахтавшиеся между их трупами.
У Сан-Режану не было времени осмотреть место действия и последствия взрыва. И вот, стоя в темноте, он смотрел, как мало-помалу на площади, покрытой трупами, рассеивался едкий дым. Он слышал, как со всех сторон раздавались крики призыва, и невольно задавал себе вопрос: «Достиг ли я своей цели? Удалось ли мне его убить?».
Ответ дали двое прохожих, которые быстро шли от церкви Св. Роха.
— Он чудом спасся от смерти, — сказал один из них.
— Я видел, как он прибыл в оперу. Его карета была вся изрешетена. У Бессьера платье было в крови.
— Ну, идём скорее. На улицах теперь нечего делать. Начали арестовывать решительно всех...
Мысли Сан-Режана словно заволокло туманом, и у него в голове засело только одно: начали арестовывать всех. Надо было прежде всего найти себе где-нибудь убежище. Он направился дальше, к магазину «Bonnet Bleu».
Было около девяти часов, когда он постучал в ворота. — Кого вам? — спросил вышедший на стук привратник. — Гражданина Лербура.
Несмотря на темноту, привратник узнал его и сказал:
— А, это вы, гражданин Леклер. Пожалуйте. Хозяин только что вышел, чтобы разузнать всё. Но гражданка Лербур дома. Вы знаете, что произошло?
— Да. Покушались на первого консула.
— Разбойники! Это все детища террора! Их надо истребить с корнем!
Сан-Режан уже поднимался по лестнице, которая вела в квартиру Лербуров. У двери он позвонил. Она тотчас отворилась, и в полуосвещённой передней он увидел Эмилию. Он глубоко вздохнул и поднял руки кверху, как бы благословляя, и, почти теряя сознание, опустился на кушетку.
Эмилия закрыла дверь, обняла быстро заговорила:
— Я здесь одна. Я послала мужа разузнать о происшествии. У меня была тайная надежда, что ты вернёшься и я тебя увижу ещё раз. Боже мой, как это ужасно! Ты весь в крови. Несчастный, что ты наделал? Весь этот шум, крики!.. Ты всему причина... Ты едва не погубил самого себя. Не оставайся здесь. Иди вниз. Там нет никого. Служитель при магазине отпущен в гости до послезавтра. Не смотри на меня так. Можно подумать, что ты умираешь.
Сан-Режан терял сознание. Она привела его в чувство своими ласками.
— Прежде всего надо подняться в комнату, где ты проведёшь ночь. Здесь тебя не будут искать. За ночь ты можешь отдохнуть... А завтра мы увидим... О, как я рада, что ты уцелел. Но иди скорее. Мой муж того и гляди вернётся. Нужно тебя уложить скорее...
Она тихо и осторожно повела его в мансарду, где он будет в полной безопасности.
XII
Прибыв в оперу, первый консул, даже не взглянул на свою карету, прошёл через вестибюль прямо в свою ложу. Ланн и Бессьер следовали за ним. В коридорах не было никого — оратория уже началась. Гара и мадам Барбье-Вальбонн, певшие главные партии, были уже на сцене. Бонапарт остановился в глубине ложи и, глядя на обоих генералов, в первый раз высказал своё мнение относительно покушения:
— Эти негодяи хотели взорвать меня.
Затем, совершенно хладнокровно, обернувшись к Бессьеру, он прибавил:
— Пожалуйста, принесите мне либретто оратории.
В это время в ложу вошла испуганная, бледная Жозефина. Её платье было в крови. За ней появилась Гортензия, слегка раненая в лицо осколком стекла, и Каролина Мюрат, оставшаяся невредимой.
Жозефина бросилась к мужу и схватила его за плечи.
— Ты не убит? Какое чудо! Мы видели, что твоя карета была вся в пламени. Мы ехали сзади шагах в двадцати, и у нашей кареты разлетелись вдребезги все стёкла.