Смерть консулу! Люцифер
Шрифт:
Он взял с письменного стола табакерку и, отпуская Фуше, вышел вместе со своим секретарём.
День, начатый так удачно перевозкой Сан-Режана, проходил в «Bonnet Bleu» в обычных занятиях, столь не подходивших теперь для встревоженного состояния хозяев магазина. Лербур не смел заговорить с женою о Викторе Леклере. Ему казалось опасным даже произнести это имя. Ему мерещилось, что вокруг его дома и даже среди близких ему людей создалась атмосфера подозрительности, как будто заговорщик оставил позади себя запах пороха и крови. Лербуру казалось, все покупатели имели какой-то особенный вид. Всюду видел он шпионов.
В два часа Лербур вышел из дому не по делам, как это он делал ежедневно, а чтобы послушать, что говорят, порасспросить, поговорить. Он вошёл в кафе Ламблэн, где встретил знакомых. Все негодовали. В особенности ужасала всех смерть дочери лавочника.
— Только подумайте, какая жестокость — заставить девочку держать лошадь, зная отлично, что её разорвёт на куски! Этих разбойников положительно следует искоренить. Имея дело с такими чудовищами, невольно иной раз пожалеешь, что нет больше старинных пыток!
А между тем слабость Сан-Режана, заставившая оттянуть минуту взрыва, чтобы дать этой девочке время спастись, и спасла жизнь Бонапарта. И за это общество теперь проклинало Сан-Режана. Лербур, слышавший, как Сан-Режан оплакивал гибель этого ребёнка и рыдал, говоря о нём, с тоскою слушал, как его друзья требовали самого жестокого наказания для убийцы.
Пока озабоченный Лербур всюду выслушивал негодующие разговоры парижан, его жена заперлась у себя в комнате. Ей хотелось вдали от всех предаться своему горю. Уже больше часу лежала она на диване, как вдруг кто-то громко постучал в дверь.
Вошла служанка.
— Какой-то господин желает переговорить с вами по делу...
— Направьте его к кому-нибудь из приказчиц...
— Он хочет видеть вас лично.
Эмилия поднялась с испугом.
— Кто он такой?
— Молодой человек, очень красивый и элегантный...
— Проведите его в кабинет моего мужа.
Она поправила ленту в волосах и с тяжёлым чувством направилась в соседнюю комнату. Там её ждал Виллье. Вид у него был спокойный и любезный.
— Прошу вас извинить меня, гражданка, — начал он, — в том, что я непременно хотел видеть вас лично. Мне поручено гражданином Фуше просить вас пожаловать к нему...
— К министру полиции? — воскликнула Эмилия.
— Нет, гражданка, — вежливо поправил её Виллье, — не к министру полиции, а к гражданину Фуше. Я к вам являюсь не по служебным делам, а в качестве частного лица... Я догадываюсь, что тут дело идёт насчёт ваших товаров... Гражданин Фуше сам объяснит вам...
— Я должна ехать сейчас же?
— Пожалуйста.
— Но мой муж уехал. Я одна дома...
— Через час вы уже будете опять у себя. Карета ждёт вас у подъезда.
— Следовательно, я должна ехать с вами?
— Так будет для вас удобнее. Я уполномочен проезжать без задержки мимо всех часовых, которые могли бы задержать нас.
— Могу я написать несколько слов моему мужу?
— Но для чего же? Ведь вы вернётесь раньше него...
— Гражданин, сознайтесь, что вы арестуете меня?
— Полноте! Разве за вами есть какая-нибудь вина?
Эмилия поняла, что она погибла, если она будет пугаться и продолжать разговор в таком тоне.
Лицо её стало бледным. Прекрасные глаза ушли куда-то вглубь, под чёрные брови, и стали темнее.
— Позвольте мне только взять шляпу и пальто.
— Велите вашей служанке принести их сюда.
Она уже не решилась противоречить, позвонила и отдала соответствующее приказание.
— Если мой муж вернётся раньше меня, скажите ему, что я уехала на короткое время.
Она повернулась к Виллье и, вспомнив о Сан-Режане, которого надо было спасать, и о своём муже, которого надо было выгородить, твёрдо сказала:
— Едем. Незачем идти через магазин. Мы сойдём по нашей лестнице.
В это время в винной лавке около Вожирарской заставы один из агентов, переодетый простым обывателем и пивший там кофе, слышал, как один огородник сказал другому, с которым он сидел за бутылкой вина:
— Кажется, я знаю, откуда взялась белая лошадь и повозка, оказавшиеся на улице Шартр.
— Неужели?
— Да. Если у этой лошади на левой передней ноге есть расщеп копыта и подсед сзади бабки, то это и есть она...
Как раз именно этот агент и подобрал остатки тележки и обе передние ноги лошади и присутствовал при их осмотре. У белой лошади действительно были и расщеп, и подсед.
Как только огородник вышел из лавки, агент очутился около него. Без всяких проволочек огородника посадили в карету и доставили к министру полиции. Там его порядочно припугнули, и на допросе он сказал всё, что ему было известно.
А то, что ему было известно, было чрезвычайно важно. Некий Франсуа, служивший привратником в такой-то общине, купил у некоего Поливо, набивщика мягкой мебели, за сто пятьдесят ливров старую тележку и хромую лошадь, с тем условием, чтобы покупатель мог их взять, когда они ему понадобятся. Свою покупку Франсуа забрал как раз накануне покушения.
Немедленно после этого показания в Вожирар был послан агент с приказанием арестовать этого Поливо. Другой агент полетел в общину милосердных женщин, чтобы захватить привратника Франсуа.
Таким образом, с самого начала у Фуше оказались шансы быстро добраться до тайны и выяснить, как всё это произошло.
XIV
— Пожалуйте, гражданка, — сказал Виллье Эмилии, отворяя дверь в кабинет Фуше. — Министр ждёт вас. Не дрожите так, словно вы совершили преступление.