Смерть на двоих
Шрифт:
– Тревога! Тревога! – в его руке появился пистолет. Раздался выстрел, окончательно переполошив все судно. Пуля сразила одного из рабов, но и Альберт был начеку. Его выстрел тоже оказался точным.
Свифт, больше не таясь, ринулся вместе с рабами в помещение для абордажной команды. А люк уже открывался, и оттуда показалась голова в чалме. Томас рубанул что было сил и злости, расколов череп турка, словно спелый арбуз. Телу не дали упасть, подхватили и втянули на палубу. Арсенал атакующих пополнился еще одним ятаганом и пистолетом. Свифт первым дотянулся до «огнестрела», взвел курок – и вовремя. Внизу за поручни трапа уже ухватился еще один турок… и получил пулю между глаз.
– За мной! – дико проорал Томас и скатился вниз.
Объятая жаждой мщения толпа
Поначалу застигнутые врасплох абордажники понесли некоторые потери, но затем, быстро оправившись от шока, сплотились и сами перешли в контратаку.
– Алла! – их ятаганы и топоры, мелькали в воздухе, круша неопытных в таком деле рабов.
– Алла!
– Бей неверных!
– Господи… а-а-а!
Крики смешались с лязгом оружия. Люди падали и убитые, и раненые. В тесном пространстве у раненых не было шансов – их просто затаптывали.
Рабы орудовали цепями, но что такое цепь против острого ятагана? Цепью не размахнешься. И оттого рабы отчаянно кидались вперед и восторженно оглашали галеру возгласами, когда им удавалось отбить удар клинка и накинуть цепь на шею врага. С убитых турок тут же снимали оружие: ножи, ятаганы и, о счастье – пистолеты, – все сразу шло в ход. И если руки убитого раба выпускали оружие из рук, его без задержки подхватывал следующий в строю.
И все же рабы теснили турок. Еще один нажим – и оставшийся десяток абордажников оказался прижат к стене. Томас приметил одного турка, сразу определив в нем командира. Тот, голый по пояс и уже весь в порезах и в крови, отбивался сразу двумя ятаганами. Свифт видел, как он ловко орудовал обеими руками, отчего уже не один несчастный лишился головы. Томас спешно перезарядил пистолет и выстрелил. Не совсем удачно, попал в плечо, но главный турок покачнулся.
– Вперед! – рявкнул Свифт и в азарте метнул пистолет в противника. Рукоятка удачно влепила одному из турок в глаз, и тот отшатнулся.
Рабы усилили натиск и наконец сломили сопротивление. Трое уцелевших турок разом бросили оружие. Это было ошибкой с их стороны, или они надеялись… Их тут же растерзали озлобленные рабы.
Томас обвел поле боя усталым взглядом. Он хотел было уже присесть на скамью, но, вспомнив о втором отряде, пулей помчался к выходу.
– За мной! – обернулся он у самого трапа.
За ним последовали почти все…
Но его опасения были напрасны. Второй отряд отлично справился с задачей. Да и повезло им куда больше. Матросы почти не оказали сопротивления.
– Вот только Али – мразь! – сплюнул на палубу Николо. – Двоих наших зарубил.
Томас понимающе кивнул. Здоровяк Али мог бы устроить и не такое…
– Вы его?
– Да вот, – обернулся Николо, – спасибо Христопулус сообразил. Бросил в его морду светильник с маслом… ну и мы уж не сплоховали, пока он крутился, как угорь на сковородке.
– Отлично. А капитан? – спросил Томас.
– Шлюпка! Они уходят… – прокричал кто-то, стоящий у борта.
Все кинулись на голос. Один из рабов перегнувшись через борт, указывал рукой во мрак ночи.
– Какая шлюпка?
– Я вам точно говорю! Вон-вон…
– Ничего не видно.
– Тихо! Заткнитесь все!
– Да. Слышу – уключины.
– Капитана нет. – Это вернулся Николо. Видать, успел сбегать и проверить. – И его жены нет и той женщины тоже…
– Вот черт, – Томас крепко приложился кулаком к борту судна.
Бывшие рабы, завладевшие кораблем, встретили рассвет на верхней палубе в жарких дискуссиях. Вопрос на повестке дня стоял всего один, но зато жизненно важный – куда плыть?
Вернее, изначально вопросов было два. Но первый, кто будет капитаном, решился почти моментально. Поскольку никто кроме Томаса Свифта не разбирался в навигации, то остальные кандидатуры даже не выдвигались. Вернее, была одна – голландец Питер, но после того, как Альберт показал ему свой увесистый кулак, кандидатура взяла самоотвод. На что немец коротко заметил:
– Gut, – и очень по-доброму посмотрел на голландца.
Жаркие споры разгорелись именно из-за пункта назначения. Команда подобралась самая что ни на есть интернациональная и, разумеется, тут же образовались союзы именно по этому признаку. Французы, англичане, голландцы, немцы, итальянцы почти из всех королевств полуострова, несколько греков и испанцев, тройка славян, парочка арабов и даже один африканец – все они мечтали поскорее вернуться домой. И непременно к родным берегам. Горше всех пришлось африканцу и арабам, ибо их дом хоть и был рядом, но они, увы, находились в подавляющем меньшинстве. И при любом раскладе их голоса ничего не значили. И выбор у них был небогатый. Или со всеми, или домой вплавь. Но плавать бедолаги не умели, посему, организовав мусульманский клан, они уселись у мачты и с интересом наблюдали, куда их занесет причуда судьбы. Или, если верить Корану – воля Всевышнего. Пребывая в меньшинстве, они с детской наивностью прислушивались к ругани на палубе, ибо из всего сказанного сами не понимали ни слова. Они могли только догадываться о смысле сказанного, хотя это не мешало им время от времени делиться друг с другом какими-то замечаниями. Надо отметить, что языковой барьер возник не только у них. Многие не понимали своих оппонентов, или понимали от силы наполовину. Нашелся кое-кто способный перевести с одного языка на другой. Но пока он пытался донести до товарищей суть сказанного, речь уже шла о другом или третьем. Все это совершеннейшим образом запутывало ситуацию. И в довершении всего, этот чисто географический спор перешел границы разумного и неожиданно уткнулся в непробиваемую стену религиозных противоречий. Протестанты и иже с ними, коих принято было именовать еретиками, ни в какую не желали высаживаться на католические берега. А если принять во внимание, что почти все досягаемые берега находились в лоне Святой Римской Католической Церкви, то выбор казался очевидным. Но это только на первый взгляд, ибо католиков и еретиков оказалось почти поровну. Спор уже грозил перерасти в вооруженный конфликт, и тут слово взял Томас Свифт. Вернее сказать – потребовал. Он разрядил в воздух сразу два пистолета, вскочил на три ступени вверх по трапу и произнес:
– Послушайте, что я вам скажу. Мы кинем жребий!
Глава 14
– Подумать только, я почти забыла, как это может быть чудесно, – Ирис стояла на верхней палубе «Синего цветка», рассекавшего мощным форштевнем шелковую поверхность воды, и глубоко, с наслаждением, дышала. Небо было изумительно ясным, несмотря на зловещую репутацию этих мест. От Дика Ирис уже знала, что моряки не любят эти воды именно потому, что здешней погоде нельзя доверять: в одно мгновение легкий попутный бриз мог смениться жестокой бурей, и предугадать ее не было никакой возможности.
Впрочем, для рыбаков здесь был истинный рай. С незапамятных времен в этих водах промышляли анчоусами и камбалой, добывали сельдевых акул. Рыбный промысел был самым стабильным источником дохода – и самым опасным. Бывало в охоте за «живым серебром» гибли целые флотилии рыбачьих лодок.
Нелегко приходилось и торговцам. Но тех, кроме вошедших в страшные легенды штормов, подстерегала иная опасность. Порты христианского мира были закрыты для мусульман, и это вызывало вполне законную неприязнь беев и деев. Выражалось это не слишком светлое, но обоюдное чувство преимущественно в пиратстве. Берберы славились своей способностью появляться где угодно. Обычно они пренебрегали пушечной дуэлью, так как в вооружении легкие шекки не могли соперничать с тяжелыми испанскими галеонами. Но их необыкновенная маневренность, а так же многочисленность абордажных команд и дикая их ярость, помноженная на религиозный фанатизм и пренебрежение к смерти, – все это не сулило ничего хорошего христианскому кораблю, отбившемуся от каравана. А это случалось довольно часто именно потому, что шторма были делом обычным.