Смерть на Параде Победы
Шрифт:
— Замечательная задумка! — восхищенно, взахлеб, частил Николай. — Просто замечательная! Война закончилась! Парад! Никто не ждет! Но войны никогда не кончаются! Войны только начинаются! Война не может закончиться, пока жив хотя бы один солдат! Победа — это миф! Победа — это не точка, а запятая! Запятая!..
Амиталамин улучшает настроение и вызывает огромное, непреодолимое желание разговаривать. Полезная информация перемежается с обилием ненужных слов, настоящим словесным поносом, и с этим приходится мириться.
Когда действие препарата пошло на спад, майор, проводивший допрос, приказал ввести еще одну дозу амиталамина. Перед глазами майора уже маячили комиссарские погоны, а врач прослужил в системе достаточно долго и твердо усвоил, что приказы никогда не обсуждаются.
— Где ваше логово? — спросил майор, невольно впадая в совершенно неуместный пафос.
— Логово? — заулыбался Николай. — Разве мы звери? Это у медведя логово, он там лапу сосет. А у нас с продуктами все в порядке, едим досыта…
На лбу его выступила испарина, бледное лицо посерело, голос стал тише, язык начал заплетаться.
— М-мы не м-медведи, м-мы в-волки, цепные п-псы фюрера…
— Где?! — нетерпеливо тряхнул за плечо майор.
— В п-п…! — нецензурно срифмовал Николай, который на самом деле был не Николаем, а Валентином и, будучи не в силах что-то утаивать от столь внимательных слушателей, добавил: — В М-марьиной Роще, г-где т-темные ночи…
Глаза Николая закатились вверх, он хрипло вздохнул, замер на мгновение и безвольно откинул голову вправо, словно отвернулся от допрашивающего.
Более получаса медики, подстегиваемые истеричными выкриками майора, пытались вернуть Николая к жизни, но их усилия не увенчались успехом.
— Сука фашистская! — колотил кулаками по подоконнику майор. — Улицу бы еще сказал и номер дома… Гад!
4
Берия вошел в приемную и по взгляду поднявшего голову Поскребышева [9] понял, что Сталин еще занят. Часы показывали два часа ночи.
— Кто? — спросил Берия.
9
Поскребышев Александр Николаевич(1891–1965) — личный секретарь Сталина, заведующий канцелярией генерального секретаря ЦК ВКП(б), заведующий особым сектором ЦК ВКП(б).
— Молотов и Маленков, — ответил Поскребышев и снова уткнулся в бумаги.
Берия сел на стул, положил на колени свою черную кожаную папку, с которой практически никогда не расставался, прикрыл глаза и стал ждать.
Ждать пришлось недолго — через пятнадцать минут Молотов с Маленковым ушли. Молотов кивнул Берии, он всегда кивал при встрече или тянулся рукой к шляпе, сколько бы раз на дню они ни встречались, а вот рукопожатий по старой интеллигентской привычке избегал. Маленков предпочел притвориться погруженным в собственные мысли. Не так давно, в марте, у Берии был с ним разговор, касающийся недостатков в снабжении фронта самолетами. Маленков, то ли желая выслужиться, то ли из-за своей самонадеянности, хватался за многое, но не на все его хватало. Секретарь ЦК, начальник Управления кадров ЦК, руководитель Комитета по восстановлению освобожденных районов, руководитель Комитета по демонтажу немецкой промышленности, куратор авиационной промышленности и ответственный за снабжение армии самолетами… Взялся — так тяни. Летчики не раз и не два жаловались на то, что часть новых самолетов приходит с заводов в состоянии, негодном к эксплуатации, приходится уже на месте доводить их до ума. Видно было, что это не отдельные случаи, а система — халатность или нечто большее. Маленков обещал разобраться, только руки у него, вечно занятого, все никак не доходили до самолетов. Пришлось напомнить. С тех пор Маленков обиделся и свел общение с Берией до минимума. Обращался только по работе и то предпочитал переписку разговору. «Обижайся, не обижайся, — подумал Берия, провожая взглядом широкую мясистую спину Маленкова, — а за ошибки отвечать придется. Война закончилась, а вопросы остались…»
Когда Берия вошел, Сталин раскуривал трубку. Малахитовая пепельница, подарок свердловских рабочих, была полна пепла и пустых папиросных гильз. Однажды, во время совещания, Каганович то ли в шутку, то ли всерьез сказал, что надо дать указание директору табачной фабрики «Ява», чтобы наладил выпуск трубочной «Герцеговины» в коробочках. Так, мол, проще и удобнее. «Когда народу будет надо — наладит», ответил Сталин, давая понять, что из-за одного человека, кем бы он ни был, налаживать выпуск новой продукции не стоит.
— Что у тебя? — устало спросил вождь, указывая глазами на один из двух ближних к нему стульев, что протянулись в две шеренги вдоль стола для совещаний.
Берия сделал вид, что не заметил приглашения. Докладывать он предпочитал стоя. Сидя можно совещаться, обсуждать вопросы.
— Товарищ Сталин, — сказал он негромко. — Сегодня, то есть — уже вчера утром, в четыре часа тридцать пять минут на пересечении Большой Черкизовской и Халтуринской улиц было совершено нападение на машину инкассаторов Управления полевых учреждений Госбанка, перевозившую трофейные ценности на сумму в восемьсот шестьдесят семь тысяч рублей девяносто четыре копейки с аэродрома Чкаловский в здание Гохрана в Настасьинском переулке. При нападении убиты все четверо сопровождавших груз. Был захвачен один из нападавших, раненый в перестрелке. Им оказался Валентин Петрович Дробышев, одна тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения, житель города Москвы, призванный в августе сорок первого в тридцать первый отдельный саперный батальон четырнадцатой армии и пропавший без вести седьмого января сорок второго года во время Медвежьегорской наступательной операции…
— Дробышев? — перебил Сталин, пыхнув трубкой. — Есть у нас такой картограф, профессор Дробышев, [10] знаешь?
— Не родственник, — ответил Берия. — Совсем другой Дробышев, отец математику в школе преподавал, умер в марте сорок второго, а мать жива до сих пор, работает корректором в редакции газеты «Вечерняя Москва». Сына не видела со дня призыва. И уже не увидит, потому что вчера вечером в семнадцать двадцать Дробышев умер…
10
Имеется в виду Федор Васильевич Дробышев (1894–1986) — советский геодезист, картограф, специалист в области фотограмметрии.
— Восемьсот шестьдесят семь тысяч рублей девяносто четыре копейки — большая сумма, — сказал Сталин. — Уже нашли?
— Ищем, товарищ Сталин, но я пришел по другому вопросу. Во время допроса в больнице Дробышев признался в том, что является членом диверсионной группы абвера, заброшенной в апреле сорок пятого года на нашу территорию с задачей убить вас.
— Какой задачей? — переспросил Сталин.
— Убить вас, товарищ Сталин! — немного громче повторил Берия и рассказал все, что удалось узнать от вражеского агента.
Сталин выслушал, затянулся трубкой, выпустил клуб ароматного дыма и сказал:
— Да ты сядь, Лаврентий, не стой над душой! В ногах правды нет.
От прямого приглашения отказываться было нельзя, да и доклад закончился, поэтому Берия сел. Папку он положил перед собой, но раскрывать не спешил.
— Тогда, в апреле, — это были они? — спросил Сталин.
В апреле сорок пятого года на Можайском шоссе неизвестные лица напали на резервный кортеж вождя. Быть в резерве не означает бездействовать. Подобно тому, как запасные игроки тренируются вместе с остальными, резервные автомобили регулярно выезжают «на линию», причем выезд этот обставляется точно так же, как и реальный выезд вождя, разве что охраны может быть чуть меньше.