Смерть на рыболовном крючке
Шрифт:
Много ниже по дороге прополз огромный грохочущий грузовик, оставив после себя клубящийся шлейф пыли. К счастью, это было далеко.
А здесь Уиллоусу все нравилось. Он торопливо поменял кроссовки на болотные сапоги, надел специальную «рыбацкую» рубашку, сложил в рюкзак и набросил на плечо чехол с удочкой, запер машину и направился в сторону леса.
Сапоги от трения друг о друга поскрипывали, к тому же они были тяжелы и громоздки, но он по опыту знал, не будь их, от ледяной горной воды ноги его мгновенно онемели бы.
В этот знойный полдень, если бы не бормотание реки да
Уиллоус почти час шел вверх по течению реки. Поначалу он двигался медленно, а попривыкнув, зашагал все быстрее и быстрее.
Остановившись у небольшого ключа, чтобы напиться, он заметил на отмели у края воды кошачьи следы. Внимательно изучив их, решил, что следы принадлежат рыси, и к тому же совсем свежие. Вокруг в беспорядке разбросаны перья.
Подняв одно серо-коричневое перышко, Уиллоус определил, что оно с грудки гривистой куропатки. Он огляделся вокруг, отыскивая хоть одну косточку с крылышка птицы или ее лапку, но куропатка, по-видимому, была так молода и вкусна, что рысь проглотила ее целиком.
Уиллоус выпустил из рук перо. Оно легло на воду, и его тут же унесло течение. Уиллоус склонился к реке, зачерпнул горсть, освежил лицо, шею и зашагал дальше.
Городская жизнь, которой он совсем недавно жил сам и которую оставил позади, показалась ему вдруг необыкновенно далекой. Словно город, кишевший ворами и убийцами, на время прекратил для него свое существование.
Глава 3
Мэнни Кацу было всего тридцать два года, но выглядел он намного старше.
Худощавое лицо с множеством глубоких морщин, редкие волосы, желтоватая кожа с крупными порами. По утрам в ванной комнате, глядя на себя, беззащитного, в зеркало, он грустно думал, что с каждым днем становится все менее похожим на фотографию, украшавшую его автомобильные права.
Пытаясь хоть как-то скрыть свою полноту и изъяны внешности, Мэнни расходовал массу денег на сшитые по заказу костюмы и потому выглядел элегантным сорокалетним, несколько преждевременно облысевшим человеком.
Но только не сегодня.
Нынешним вечером Мэнни был одет в бесформенный желтовато-зеленый костюм с чернильным пятном под карманом, готовую рубашку из легкой тайваньской синтетики и галстук, почти такой же ширины, как его объемистая грудная клетка. Пара истоптанных коричневых башмаков завершала туалет. Ботинки были на два размера меньше, чем полагалось, и потому нестерпимо жали, и это неудобство он воспринимал как истинное наказание. Когда он шел по Дэви-стрит, стараясь не обращать внимания на боль в ногах, солнце почти опустилось в океан. Несколько москитов словно ястребы спикировали на голову Мэнни.
Мэнни взглянул на часы. Было двадцать минут десятого. Он с удовлетворением отметил, что точно соблюдает график.
Прихрамывая, он подошел к ресторану. Это трехэтажное здание было создано из нескольких блоков, великолепно вписавшихся в архитектуру городского квартала. Перед фасадом находился широкий газон, аккуратно разрезанный пополам дорогой, обложенной с двух сторон розовым кирпичом.
Позади ресторана на аллее стоял блестящий черный
Вынув нож из плотного кожаного чехольчика, он направился к фургону. Походка его была неторопливой, спина прямой. Он выглядел спокойным и решительным. И если бы не нож, Мэнни выглядел бы не просто безобидным, а маленьким и беззащитным.
Нож, длиной в восемь дюймов с плоской ручкой и изогнутым лезвием из высококачественной стали, был предназначен для разрезания свинцовых полосок. Мэнни провел более полудня, правя лезвие на точильном камне, и сделал это так тщательно, что оно могло разрезать без усилий любую небольшую кость.
На этот раз он, правда, воспользовался не лезвием, а ручкой ножа, чтобы проделать отверстие в ветровом стекле фургона. Когда в отверстие стало возможно просунуть руку, он дотянулся до замка. И в этот момент дверь ресторана, слегка дрогнув, открылась. Луч продымленного насквозь желтого света достиг фургона. Мэнни, согнувшись, замер. До него донесся стук кастрюль и аппетитный запах жареного мяса. Неожиданно какой-то темный силуэт заполнил дверной проем. В руках незнакомца была сигарета, которая, описав дугу, подобно трассирующей пуле упала на асфальт, рассыпая вокруг фейерверк искр.
И дверь захлопнулась.
Мэнни перевел дыхание. Его сердце снова забилось ровно. Он открыл дверь фургона, спрятал нож обратно в чехол, забрался внутрь машины и лег на спину у педалей управления. Голова его оказалась на красном пушистом ковре, покрывавшем коробку передач. Достав из кармана магнитный карманный фонарь, он прикрепил его к рулю так, что свет упал на путаницу ярко окрашенных проводов, спрятанных за приборной доской.
Мэнни не был электриком, но ему не раз приходилось возиться с различными приборами, и потому он уверенно зачистил полдюйма, а может и больше, защитной пластиковой оболочки, которая покрывала провода зажигания, а затем начал экспериментировать с проводами.
Дважды возникало короткое замыкание, за которым следовали короткие вспышки огня, неприятный запах и поток искр. Но в конце концов большой восьмицилиндровый двигатель повернулся и заработал. Мэнни нажал на педаль газа. Двигатель взвыл, и фургон вздрогнул. Убедившись, что крокодиловые зажимы надежны, он занял наконец сиденье водителя.
Оглядевшись, Мэнни увидел, что аллея по-прежнему пустынна. Никто, как видно, не обратил на фургон никакого внимания. Свидетелями его действий были, кроме самого Мэнни, лишь мухи. Он опустил боковые стекла и, сбросив ботинки, забросил их за спину.