Смерть никогда не стареет

Сухов Евгений Евгеньевич

Арочные ворота при входе в Нескучный сад были на месте. Собственно, войти в Нескучный можно было и не через ворота, поскольку они стояли тут чисто символически. Естественно, возле ворот никого не было. Кроме мамы с коляской и старушки, продающей букетики неизвестно каких цветов.

Валентин Георгиевич появился у ворот ровно в десять. На нем был полиэстеровый тренировочный американский костюм для пробежек фирмы «Nike» с известной всем галочкой, похожей на курительную трубку, на правой стороне груди. Похоже, что профессор и писатель Валентин Чекулаев бегал по утрам и вообще следил за своей формой. Что было понятно, если принять во внимание обладание юной женой в возрасте двадцати трех лет. Вид Валентина Георгиевича был бодр и жизнерадостен. Выглядел он лет на тридцать пять, не больше.

Я поздоровался первым. И добавил, что благодарен ему за то, что он согласился

поговорить со мной.

– Не стоит меня благодарить, – ответил Чекулаев. – Так что вы мне хотели сообщить? Только, пожалуйста, покороче… – он посмотрел мне прямо в глаза, как человек, который всегда говорит правду и ему нечего бояться информации от какого-то там журналиста. Надо полагать, поэтому он и предпочел встретиться со мной, а не отправить восвояси… куда-нибудь на хутор ловить бабочек. – Мне еще бежать пять километров. Утренний моцион, знаете ли…

– Хорошо, – согласился я. – Покороче так покороче.

Я посмотрел на профессора и писателя и произнес:

– Первое. Три года назад вашу жену Анну убила несколькими ударами молотка ваша нынешняя супруга Жанна. Вызвав ее из квартиры на лестничную площадку. А потом подкинула молоток соседу Павлову, благо входная дверь в его квартиру была открыта. Павлов спал на диване пьяный, поскольку только что вернулся из Нескучного сада с посиделок с такими же алкашами, каковым был и он сам. Жанна же вымазала ему кровью вашей жены шею и рубашку. И тогдашнее следствие, проводимое следователем Григорием Александровичем Седых, тоже, кстати, приверженным к водочке и позднее уволенным из органов именно вследствие этой пагубной привычки, вполне довольствовалось такими прямыми и якобы неопровержимыми уликами. Плюс в деле имелись показания вашей соседки по лестничной площадке престарелой госпожи Дробышевой, которая показала на допросе, что слышала, как за несколько часов до убийства вашей жены она ругалась с Павловым. А ведь в деле имелись и некие детали, указывающие на то, что Павлов не мог быть убийцей. У меня на руках есть копия медицинского заключения с пояснениями судмедэксперта Ивана Лошакова, – я повысил голос и заговорил быстрее, поскольку увидел, что Валентин Георгиевич горит желанием мне возразить, – что первый удар, после которого ваша жена Анна потеряла сознание, был нанесен человеком, у которого был рост не более ста шестидесяти пяти сантиметров. И добита была ваша супруга тем же самым человеком, поскольку достоверно известно, что убийца был один. Вот у вас, Валентин Георгиевич, какой рост?

– Метр шестьдесят девять, – на автомате ответил Чекулаев, пораженный моими словами и пока еще не пришедший в себя.

– А у Жанны? – быстро спросил я.

– Метр шестьдесят три, – так же машинально ответил Валентин Георгиевич.

– Во-от, – протянул я. – Но у вас не было мотива, чтобы убивать вашу супругу Анну. Она вам не мешала. Она мешала Жанне…

– Позвольте! – стал приходить в себя Чекулаев. – Да как вы можете такое говорить! Кто вам дал на это право!

– Право? – Я пытливо посмотрел прямо в глаза своему собеседнику. – А зачем вы мне соврали, что познакомились через год после убийства Анны? Ведь вы были знакомы и раньше…

– Кто вам такое сказал? – как-то не очень твердо произнес Валентин Георгиевич.

– Мне это сказала Анна Витальевна Благовещенская, доцент вашей кафедры истории русской литературы, – ответил я.

– Ах вот откуда у вас мой телефон, – усмехнулся профессор.

– Она же сообщила, что Жанна стала обхаживать вас, как только поступила в университет, – не стал я отвечать на его реплику. – То есть не с третьего курса, как мне заявила ваша нынешняя супруга, а вы это поддержали, а прямо с первого курса. Жанна, по словам Анны Витальевны, просто не давала вам прохода. Караулила, поджидала везде где можно. Устраивала якобы случайные встречи с вами на улице. Уверен, что это смогут подтвердить и другие сотрудники вашей кафедры. А также и сокурсники Жанны. Ведь это именно Жанна упросила вас говорить всем, что вы познакомились через год после гибели вашей жены. Вы сначала недоумевали, не понимая, зачем это ей нужно, но потом согласились. Разве не так?

Чекулаев мне на это ничего не ответил. Я заметил, что взгляд его потух, а спина уже не такая прямая, какой была тогда, когда мы только что с ним встретились у ворот Нескучного сада.

– Второе, – решил я продолжать дальше с прежним напором. – Жанна убила Геннадия Павловича Нехватова, с которым вы, как вы сами мне сказали, виделись два раза и который не верил в причастность его друга Александра Павлова к убийству вашей жены и искал доказательства его невиновности. И когда Нехватов слишком близко подошел к тому, чтобы назвать имя настоящего убийцы, он, естественно, стал опасен для Жанны. Откуда она узнала, что он близок к разгадке тайны убийства вашей супруги, спросите вы? Так Геннадий Павлович никогда и ни от кого не скрывал, что ищет доказательства невиновности Павлова. И когда находил какие-либо зацепки в его пользу, сразу относил полученные материалы в контору к адвокату Павлова господину Самсону Яковлевичу Бавыкину, которому платил деньги из собственного кармана за помощь в освобождении друга из тюрьмы. И адвокат по гражданским и уголовным делам Самсон Бавыкин писал апелляционные жалобы, пытаясь добиться нового судебного процесса по делу убийства вашей жены Анны, хотя жалобы эти и отклонялись… Словом, кто хотел знать про то, чем занимается Нехватов и каковы его успехи в этих его занятиях, – знали об этом. А Жанна знать хотела. И знала… И когда Геннадий Павлович стал подбираться к разгадке убийства вашей супруги все ближе и ближе, Жанна решила устранить и его. Она нашла бывшего работника органов отставного оперативника Коломийцева, промышлявшего нелегальным сыском и берущегося за всякие темные дела, и подбила его на то, чтобы устранить Нехватова. Она, очевидно, заплатила за такую услугу немалую сумму… Кстати, – я снова пытливо посмотрел на Валентина Георгиевича, – а не было ли у вас каких-либо крупных денежных трат в мае где-нибудь поближе к середине месяца? Которые Жанна объяснила как… ну, скажем, «маме требуется много денег на операцию» или, к примеру, «брат разбил дорогую машину у одного крутого бизнесмена, и теперь с него требуют заплатить за ремонт»?

Чекулаев снова промолчал, но стал заметно мрачнее. Похоже, с деньгами «на операцию или на ремонт разбитого братом Жанны авто у крутого бизнесмена» я угодил в самую точку.

– Третье, – продолжил я. – После устранения Нехватова опасность для Жанны стал представлять этот самый бывший опер Коломийцев. Он слишком много знал про Жанну. Возможно, стал ее шантажировать. И однажды, придя к нему в офис, Жанна убила его. Тем же самым способом, каким убила вашу жену: несколькими ударами молотка по голове. Я видел, что представляла собой голова Коломийцева после ударов, нанесенных вашей нынешней женой… Есть еще и четвертое… – тут я сделал паузу, давая Валентину Георгиевичу что-нибудь сказать. Но Чекулаев по-прежнему молчал. – Так вот, четвертое… В прошлую субботу Жанна организовала покушение на меня и мою девушку на берегу речки Чурилихи. Куда мы выбрались отдохнуть на природе, так сказать. Теперь уже я стал опасен для Жанны, как до того был опасен Геннадий Павлович Нехватов. Она наняла двух парней, которые выследили нас и обстреляли из автоматов. Выжили мы, скажу я вам, буквально чудом…

– Этого не может быть! – глухо выдавил из себя Валентин Георгиевич, глядя на меня невидящим взором. – Ты мне все врешь.

– Нет, я вам не вру, – твердо ответил я и замолчал.

Чекулаев стоял еще почти минуту. Потом круто повернулся и пошел, не разбирая дороги. Ему уже было не до пробежки. Плечи его были подняты, поэтому голова сзади казалась втянутой в тело. Как будто по ней только что ударили чем-то большим и тяжелым. Вид профессора и писателя Чекулаева был жалок. Он уже не казался бодрым и жизнерадостным человеком, успешным в жизни. И было ясно видно, что ему далеко за сорок.

Когда Валентин Георгиевич скрылся из виду, я позвонил Ермакову.

– Привет, – сказал я. – Все сделано.

– Как он? – спросил Вячеслав Всеволодович.

– Повержен, – коротко ответил я. И добавил: – Думаю, что он идет домой. Слушайте их там повнимательней.

– Угу, – сказал Ермаков и отключился.

Затем я позвонил шефу.

– Это я, шеф, – произнес я в трубку.

– Слушаю, – ответил шеф.

– У меня в деле расследования наступает завершающая фаза, – отрапортовал я. – И мне нужен Степа с машиной.

– Когда? – только и спросил шеф.

– Сейчас, – твердо сказал я. – Я у арочных ворот в Нескучный сад. Тех, что выходят на Ленинский проспект.

– Понял, – произнес шеф и отключился. Хорошо все же иметь в начальниках понятливого человека…

* * *

Мы стояли недалеко от дома, где жили Чекулаевы, всего часа полтора, как мне позвонил Ермаков.

– Выдвигайся, – сказал он в трубку. – Мы едем ее брать.

Я дал команду нашему водителю, и через три минуты мы уже были у подъезда, в котором жили Чекулаевы. А еще через полчаса приехал Ермаков с двумя оперативниками.