Смерть Пинягина
Шрифт:
– Вот теперь в пекло и еду, - подытожила она. – Постой. А чому ж жида в иншу сторону виднесло?
Мабуть, Господь нам надию подае.
– А как вы догадались, что он еврей?
Бабуля так удивилась, что укоризненно покачав головой, спросила его почти на чистом русском:
– А еще в халстуке, образованный прозывается. Простых вещей не розумишь?
Иван Васильевич опять же только сейчас обнаружил, что одет в свой единственный выходной костюм и бордовую рубашку с щегольским галстуком, привезенным бывшей женой из поездки по еще Венгерской Народной
– Я вроде в футболке помер, - пробормотал он, но дотошная бабулька услышала его.
– В чем хоронят, в том и являешься , - авторитетно заявила она. – Вот моему покойному муженьку… Постой, так эта холера где-то здесь! Вот уж я ему задам.
Продолжения гневной речи Пинягин не дождался, поскольку бабулю отнесло на очередной развилке. Оставались только два ответвления и людей поблизости оставались считанные единицы.
Механик прикинул время, ушедшее на разговоры с попутчиками и решил, что его транспортируют от силы часа три. Пора было бы и перекусить, но никаких признаков голода или жажды Пинягин не испытывал.
– Ну да, - проворчал он, - разреши людям последнее желание, так они здесь так загадят.
Наконец мелодичный звон обозначил конечную цель путешествия и механика вынесло во врата, превышающие по размерам все виденные им при жизни триумфальные арки. И опять он подивился тому, какое значение здесь придается внешним атрибутам. Туфли на ногах Ивана Васильевича засияли неземным блеском, пиджачишко утратил ветхость и стал отливать синеватым оттенком, характерным для костюмов депутатов Государственной Думы. Этим изменения не ограничились - волосы заметно погустели и зачесались в медальную прическу, кожа разгладилась и приобрела лощеный вид. Пинягин пожалел, что не прихватил карманного зеркальца, но еще больше пожалел женщин.
В предчувствии неизбежной встречи Ивана Васильевича начал поламывать заметный трепет, который в просторечье именуется мандражом. Воображение рисовало чуть ли не грозного Зевса, поскольку изображение Самого в церквах почему-то отсутствует. Было понятно, что придется встретится с личностью, одним движением бровей решающего участь любого человека.
Пинягина подтащило к громадному столу, накрытому красной скатертью, за которым восседала, нет - сидела неприметная уставшая женщина. Механик глубоко выдохнул, поклявшись себе, что будет говорить чистую правду и ничего, кроме нее. С другой стороны правда, она же истина понятие относительное.
– Здравствуйте, Иван Васильевич, - поприветствовала его небожительница, в чем Пинягин не сомневался.
– Что же вы так? – укорила она его, - на старые дрожжи технический спирт. Это неразумное решение вы приняли сами или по чьему-то злому умыслу?
– Перепутал, - честно ответил Пинягин.
– Сам, - добавил он.
– И чего же вы заслуживаете после этого?- сочувственно спросила женщина, стараясь незаметно притопить в голове лезущие оттуда рожки.
– Пекло, - мелькнуло в голове механика. – Чертова бабка была права.
– Я, как все, - прохрипел трухнувший Пинягин враз пересохшим горлом.
–
Что скажете насчет райских кущ?
Иван Васильевич оторопел. Что за нервный день сегодня?
– И вы, значит…
– Имею ли я полномочия?
– спросила небожительница или может чертовка.
– Имею и полномочия и кучу обязанностей. Она опечаленно вздохнула, окончательно приняв располагающий вид бетонщицы после третьей смены.
– Любой ваш каприз для нас закон.
– А этот, как его, иной выбор есть?
– осмелел Пинягин.
– То есть если вы захотите стать богом или дьяволом? Никаких препятствий.
– Я могу подумать?
– выдал механик заготовленный заранее вопрос, продолжая трусить.
– Как прикажете. Сколько лет вы закажете для обдумывания? Сто лет, пятьсот ?
– Мне и трех дней хватит.
– Браво! Примите мои поздравления за отвагу. У вас есть к нам вопросы, пожелания?
– Э.. Так значит меня пока в чистилище?
– Если вам нравится . называйте это место именно так.
– А есть люди, которые сразу делают выбор?
– Сколько угодно, вот только частенько они бывают разочарованы своим решением. Вы же приняли оптимальный выбор и мы дарим вам бонус. Только попросите и он найдет вас.
Стол с женщиной исчезли и Пинягин оказался в холле отеля перед табличкой « Ресепшен», написанной русскими буквами. В широко распахнутые окна вливался океанский воздух, щедрое солнце освещало пальмы, кактусы и баобабы. Пинягин потряс головой. Все выглядело так, когда он представлял, слушая рекламу, что «Баунти»-райское наслаждение. Была во всем какая-то неестественность. Выйдя на улицу и приглядевшись, Пинягин утвердился в своих подозрениях; то через панораму кристально чистого океана проглядывала кладбищенская помойка, то розовая клумба начинала смахивать на поросль крапивы с цветками из искусственных роз.
Повинуясь порыву, Иван Васильевич осенил пейзаж крестом и уже заносил трехперстие над собой, но что-то опять подсознательно остановило его.
И первого действия хватило, чтобы чарующие красоты исчезли и проявились заброшенные трущобы сплошняком глинобитного поселения. Прорезались такая запущенность и безнадега, что Пинягин почти уверился в том, что вернулся на Землю. Опять же вывернувшийся из-за угла бомж в грязном спортивном костюме, но в новых незашнурованных армейских ботинках на босу ногу усугубили догадку.
– Что, братан, потерялся?
– спросил он низким пропитым голосом.
Потрясенный Иван Васильевич не смог выдавить ни слова через окончательно пересохшее горло.
– Щас, - сказал собеседник участливо, - я тя починю.
С этими словами он поднес к губам Пинягина флакончик с надписью « Троя».
Механик судорожно глотнул, убеждаясь, что чертова тетка его надула и с благодарностью посмотрел на бомжа, чувствуя, как отступает сумеречное состояние.
– Тебе тоже обещали райские сады?
– спросил он.