Смерть под кактусом.

Ильина Лариса Анатольевна

Тайкина физиономия вытянулась. Конечно, трудно вынести такой сокрушительный удар на самом финише. Я решила пожалеть подругу и сообщила:

— Правда, когда у Шаха я смотрела пленку с отснятыми документами... — Мегрэнь насторожилась, и траурное выражение лица начало стремительно меняться. — ...кое-что переосмыслила заново. Поэтому, думаю, теперь тайник находится... — Я повернулась лицом к часовенке и ткнула пальцем: — Тут...

Внутри часовни царил полумрак, густо пропитанный запахом свечей и лампадного масла. Дрожащий огонек горящей перед иконой лампады отбрасывал

на стены причудливые тени, отчего казалось, что стены часовенки движутся словно живые. Давящую тишину замкнутого пространства, от которой с непривычки заложило уши, изредка прерывало негромкое потрескивание обгорающего фитилька.

— Темно... — срывающимся шепотом пискнула Мегрэнь, оглядываясь по сторонам. Голос глухо бухнул под самым потолком, и она зябко поежилась: — Ну и акустика здесь...

Я немного подумала и на всякий случай уцепилась за Юркину руку. Когда глаза привыкли к полумраку, стало видно, что потолок расписан каким-то библейским сюжетом.

— Ишь ты... — протянула Тайка, рассматривая фрески, — красиво... А где же тут может быть тайник?

Поскольку мои познания по этому вопросу оканчивались где-то в районе ступеней, ведущих в часовню, я честно призналась:

— Точно не знаю. Могу только приблизительно догадываться. Хотя совершенно не исключено, что и здесь никакого тайника давно нет.

— Конечно, нет...

За нашими спинами мелькнул свет и чуть слышно скрипнула входная дверь.

Мы дружно оглянулись, машинально загораживая глаза ладонями. В открытых дверях показался невысокий женский силуэт в монашеском одеянии. Женщина держала тонкую горящую свечу, ладонью прикрывая пламя от сквозняка. Вот длинные черные полы рясы дрогнули, монашка шевельнулась и чуть отвела свечу в сторону. Пламя осветило ее лицо... Сердце мое замерло, и крик застрял где-то глубоко в горле. Я пошатнулась и, чтобы не грохнуться в обморок, со всей силой вцепилась в Юркину руку.

— Татьяна... Антоновна... — чуть слышно пролепетала стоящая рядом Тайка и плавно потекла на каменный пол.

— Татьяна Антоновна... — выдохнула я, с трудом ворочая немеющим языком, — это вы?

Юрка с силой стиснул мою руку. Одноклассник никогда не был замечен в излишнем суеверии, но на сей раз и в его душе что-то екнуло.

За спиной пыхтел Федя, поднимая на ноги растекшуюся, словно мороженое в жару, подругу. Мегрэнь невразумительно мычала, цепляясь за него ослабевшими пальцами.

Губы монахини тронула едва заметная печальная улыбка. Опустив глаза, она что-то шепнула и коротко перекрестилась.

— Нет, — подняв свечу выше, она двинулась к нам, — Таня моя старшая сестра...

На мгновение прикрыв глаза, я облегченно выдохнула. Как говорил один знающий человек, такие повороты не для моей лошадки...

— А вы, наверное, Светлана? — монахиня встала перед нами, с интересом вглядываясь в наши лица. — А вы — Георгий?

Юрка не сразу сориентировался, поскольку так его сроду никто не называл. Он немного замешкался, но потом живо кивнул:

— Да, да... А это моя сестра, Таисия... — Он мельком оглянулся: — Таисия, хватит дурака валять... —

И снова повернулся к монахине: — Значит, вы родная сестра Татьяны Антоновны Георгиевской? Кажется... Ирина Антоновна?

Я покосилась на Юрку с любопытством и уважением. Не сомневаюсь, у него найдется еще, чем меня удивить.

Монахиня качнула головой:

— Я успела позабыть это имя. Много лет назад я приняла другое.

— Матушка Виринея, — вдруг прошептала я вслух имя, само по себе выплывшее из подсознания, — игуменья монастыря... Анисья говорила, что вы родом из этих мест...

— Да, — кивнула она. — Еще мой прадед отливал колокола в дар этой обители...

Напряжение первых минут понемногу спало. Мегрэнь перестала мотаться словно пьяная, и ее наконец смогли представить настоятельнице. Тайка глупо моргала и таращила на монахиню глаза. Та, сообразив, в чем дело, попросила:

— Проводите ее на воздух. Там сестра Анисья. Пусть Таисия присядет... Я скоро выйду...

Мы торопливо закивали и дружно двинули к дверям. Федя трогательно поддерживал Мегрэнь под локоток. В любое другое время я не замедлила бы съязвить по этому поводу.

К немалому удивлению, на улице вовсю светило солнце. Я огляделась и увидела на дороге метрах в пятидесяти от часовни лошадь, запряженную в телегу. В телеге сидела сестра Анисья и сердито хмурила на нас брови.

— Привет! — сказала я, подходя к насупленной монашке. — Как поживаешь?

Пока сестра Анисья размышляла, следует ли ей со мной разговаривать, к нам приковыляла Мегрэнь и, недолго думая, взгромоздилась на телегу. Брови монашки превратились в нечто совсем невообразимое, а Тайка, чтобы не показаться совсем уж невежливой, кряхтя, пояснила:

— Ноги прям не держат... Ей-богу... — добавила она, видимо полагая, что это должно смягчить суровую божью невесту.

— Лошадь, чай, не казенная... — нашлась наконец монахиня и сжала губы в узкую щель. Помаявшись еще немного, она сердито буркнула: — Бесстыдницы...

Возможно, на этом она бы не успокоилась, но тут к нам подошли мужчины, и Анисья умолкла. Мужчины поздоровались весьма робко, поскольку до сих пор общаться с монашками им не приходилось.

Вскоре из часовни, крестясь и кладя поклоны, вышла матушка Виринея. Завидев ее, Анисья кинула поводья и бросилась ей навстречу. Игуменья положила ей на плечо руку и, аккуратно переступая через дорожные колдобины, подошла к нам. Мегрэнь соскочила на землю. Матушка улыбнулась:

— Тебе стало лучше?

Мегрэнь вежливо кивнула:

— Да, спасибо...

Анисья помогла игуменье сесть и села сама, но поводья не трогала, явно ожидая разрешения.

— Вы очень похожи на свою сестру... — первым не вытерпел Юрка, и я была ему очень за это благодарна, потому что умирала от любопытства, но задавать игуменье вопросы отчего-то трусила.

Монахиня кивнула:

— Да, мы похожи... хотя Татьяна старше меня почти на десять лет. И Сонечка тоже, наверное, была бы похожа... В нашем роду всегда так — девочки похожи на маму. Только вот пути нам господь послал разные...