Смерть Рыцаря
Шрифт:
— Ваше величество королева Мария, у вашего сына на лбу рог.
Сперва ей хотелось засмеяться. Пока на это желание не упала щепотка сомнения. Марии всё же пришлось отстраниться назад, ближе к выходу, прежде чем скривить неудобную гримасу на лице, состоящую из смеха, сомнения, любопытства и страха. Невольно её пятки оторвались от пола. Она стояла на цыпочках, прижимала скрещённые руки к груди и не верила словам знахаря. А тот продолжил:
— Мы не хотели вас огорчать. Не хотели, чтобы вы видели его в таком состоянии. Эти два дня мы пытались его вылечить.
— Вылечить как?! — голос,
— Для него это процедура оказалось слишком болезненной. Ребенок этого не переживёт.
— Вы все, вы под гильотину пойдете! За предательство королевства! За тот вред, что причинили ему! Где он!?
И трое знахарей почти одновременно указали рукой на комнату её сына.
Мария едва незаметно, подсознательно кивнула им в знак одобрения и побежала к сыну. Слезы на щеках сдувало к скулам во время движения. Вот-вот ей предстоит встретиться со своим «отродьем».
Комната, плохо освещенная, с окнами, прикрытыми шторой, казалась и вовсе безжизненной. И только детская коляска в левом углу ставила эти ощущения под сомнение. Её наконец-то пустили к сыну и тут же Мария засомневалась. Остановившись на пороге, она прислушивалась к окружению, пытаясь уловить звуки, которые должны издавать новорожденные дети. Но внутри этой тёмной комнаты всё замерло. Деревянные стены время от времени трещали, будто пытались сблизиться друг с другом, тем самым покончив с рогатым чудовищем. От подобных мыслей королева содрогнулась, и было решено наконец развеять неизвестность вместе с мрачностью, навеянной всем, кому не лень: знахарями, тучами и самой комнатой где лежал ребенок. Не может он быть таким страшным, каким она его себе представляла под влиянием людей и погоды. Не может. Её сын: не может.
Мария, опуская медленно руку на перила кроватки, будто за ним находиться глубокая яма, и также медленно придвигаю голову, словно боясь высоты, чувствовала, как сердце её посвящает несколько ударов страху, другие несколько — трепету.
Первыми показались волосы на макушке. Их было всего три, торчащих в разные стороны. Ребенок лежал на боку. Левая сторона лба была гладкой. Это она заметила первым делом и вздохнула с облегчением. Ей удастся рассмотреть сына таким, каким он должен быть. Каким она представляла его до родов.
И он не разочаровал. Окутанный белой простынёй, еле слышно сопящий маленький комочек родной плоти и крови. С личиком, таким удовлетворенным и прекрасным, диву даёшься, как такой мог у неё получится. Мария дотронулась пальцами до шёлковой белой ткани, в которую был укутан ее сын. Затем положила на неё ладонь. Аккуратным движением королева потянула руку на себя, тем самым переворачивая сына лицом к ней.
Резкий вздох вызвал спазм в груди. Мария положила ладони на свою грудь, пытаясь контролировать дыхание. На лбу у сына, с краю лба, наверняка гранича с будущей линией волос, в форме пенька росло что-то тёмно-коричневое. Было рано говорить, что перед ней рог. Скорее его зачаток. Эта мысль странным образом утешила её. Есть надежда, что этот зачаток им и останется. Ведь не мог у неё родится маленький демон. Это всё сказки
Мария стала напевать одну из заученную колыбельных, покачивая кроватку сына. Слезы счастья покатились по щекам, падая на красно-розовые улыбающиеся губы.
Они будут в порядке. Она верила в этой всей своей душой, пока мрачные тучи собирались на горизонте и накрывали зелёные поля.
Глава восемнадцать
Он никогда не чувствовал столько печали. Когда Клаудия ему изменила, он ощутил обжигающую ревность, но она была несравнима с тем, что он чувствовал сейчас.
Сейчас его захлёстывали волны огромных сожалений. Пытаясь растянуть мгновения, когда у него есть доступ к воздуху, Галахад тонул в пустоте. Но больше всего он хотел, чтобы это прекратилось. Боль, острая и режущая, пронизывала всё его существо. Та боль, которую он сам впускал с каждым вдохом. Ему было всё равно, где сейчас Мария, жива она или нет. Все его инстинкты, как острые иглы, прокалывали мышцы и требовали действий.
Он совершил главную ошибку своей жизни и теперь поплатится сполна. В вечных муках, паря между жизнью и смертью.
#
Она звала его как никогда прежде. В чьей-то крови, уставшая, охрипшая. Во рту всё воспалилось от криков, уши болезненно звенели и мечтали оглохнуть. Каждая часть её тела жила своей жизнью и не переставала ныть от боли.
«Гааалааахааад!!!» — раздавалось снова и снова. Кому бы не принадлежал этот крик, ей не позавидуешь. Тысячи голодных людей разрезали её тело кусочек за кусочком, наслаждались пиром как стервятники. Она могла умереть дома, в постели, от кошмаров. А вместо этого она выбрала вечные муки. Она могла уйти во сне, не заметно даже для себя. Она никогда не чувствовала столько боли.
#
Здесь никогда не было так темно. По крайней мере, когда она в последний раз здесь была, тьма казалась не такой густой. Гостей становится всё меньше, приходили они всё реже. Кажется, последний был года два назад? Тот глупый мальчишка, случайно забредший сюда? Таких была жалко больше всего. Они этого не выбирали. В таких огонь гас очень быстро. Сколько ты не давай и не давай, сколько не защищай — всё бесполезно. Сколько мечей ступлено, сколько подошв стёрто. Они сдаются, прыгая в объятья смерти.
Она натянула тетиву с горящей стрелой, прошептала что-то под нос и отпустила руку. Огненная стрела летела вверх, разрезала чёрное небо и там же высоко взорвалась, освещая покрытое инеем поле. Чёрная лошадь взлетела к небу, перехватывая ртом стрелу и ломая её на две части. Из двух концов теперь уже простых палок струились искры, выжигая тьму, словно что-то осязаемое.
Девушка, пустившая стрелу, наблюдая, как по небу стекают искры, тихо прошептала — «Маркиз?». Она помнила его ещё совсем молодым, десять лет тому назад. Тогда она думала, что это прекрасное угольное создание в самом расцвете сил. Но глядя на него сейчас, пришло время признаться с тенью улыбки на лице, насколько сильно она ошибалась.