Смерть Рыцаря
Шрифт:
— Я сама там никогда не была, только видела, как туда уходили. Но я слышала о боге. Об упокоенных душах. Подойдете к воротам — ещё сможете вернутся, но зайдя в город, никогда.
— Король там заперт, у себя в замке, — сказала Мария, — нам необходимо его отыскать. Он — ключ к моему исцелению. Там, за пределами Волариса, меня мучили кошмары, убивали меня. Как бы это странно не звучало, но это королевство — единственный шанс меня излечить. Я видела Якова во снах, он зовёт меня.
София выдохнула с облегчением. Ей не придётся принимать решение. Они ни за что не останутся в храме. Им нужно в город. Если их нельзя переубедить, отправить
— Значит вам нужен Воларис. Самое его сердце. Вы наверняка встретите Неведомого.
Галахад встал с лавочки, приблизился к Софии, словно готовясь её в чём-то убедить.
— Ты здесь дольше нас, видела больше. Думай, какая информации может нам понадобиться.
София вгляделась в лицо Галахада, нахмурилась и напрягла скулы.
— В момент, когда вы попадается в окрестности Волариса, что-то вытягивает ваши души. Я думаю, они летят в город, их туда притягивает. Какой-то магический артефакт, а может сам Неведомый это делает. Вы уничтожаете артефакт или каким-то образом убиваете Неведомого и мне кажется Воларис будет спасён. По крайней мере то, что от него осталось.
— Мы должны убить бога? Бога чего? — спросила Мария, и все втроём они уставились на бескрайнее поле.
— Ужасов? Тьмы? — сказала София.
— Галахад, — неуверенно позвала Мария, — как мы убьем бога? Ты когда-нибудь…
— Нет, — ответил он спокойно, всё еще смотря в поле. — Дракон — это был мой предел.
— Ты убил дракона? — резко повернула София голову к Галахаду. — Живого дракона?
То выражение лица, которое увидел Галахад, сбило его с толку. Обычно люди смотрят на него удивлённо, здесь же, София смотрела на него больше с надеждой. Будто мысли в её голове сложились в новые, приятные для неё. Тут же София резко забежала обратно в храм. Вскоре она вернулась запыхавшаяся и со стрелой в руке, но не такой, как другие, не обычной. Эта стрела была в два раза длиннее и во столько же толще. Вся в серебряном цвете с чёрным большим наконечником.
— Стрела из белого древа? — Галахад тут же узнал материал. Так же, он знал для чего такие стрелы делались: такими убивали драконов.
В те времена, когда шесть великих воинов истребляли драконов, многие пытались следовать их пути. Но обычные стрелы плохо справлялись с толстой шкурой этих чудищ. Решением этой проблемы стали стрелы из белого древа. К сегодняшнему дню белых древ на земле ещё меньше, чем оставшихся драконов.
— О нет, — с злорадным удовольствие протянула София, подходя ближе и поднося стрелу на раскрытой ладони. — Это не просто стрела из белого древа и не просто орудие для убийства драконов. Нет, эта стрела заколдована, как и та которая дала тебе душу незнакомца, — София приблизилась к Галахаду, словно собиралась его поцеловать. Вместо этого зашептала, будто боялась, что её услышит сам Неведомый, — ей можно запереть душу. И не какого-нибудь простого смертного, а невообразимо могущественную драконью душу. Нужно лишь убить её носителя, этой стрелой, нанести последний удар в самое сердце, пробить чешую.
— И где же мы найдем такого дракона? — спросил рыцарь.
Марии казалось, что он приблизился к лицу Софии ещё ближе, но ближе уже было некуда. Становилось неловко, и ей хотелось отвернутся и не мешать им.
— Здесь, в Воларисе. Черный, здоровый, шипастый.
Галахад отстранился, сделал шаг назад. Мария выдохнула. Ей не придется больше делать вид, что она смотрит куда-то
— Не в первый раз я слышу это описание. И мурашки те же выскочили, — Мария посмотрела на Галахада. Она так близко его теперь знала, что могла понять по движению бровей, что он сначала вспомнил про Руфь, про пиратов, а затем, когда брови приподнялись, — как некий шипастый огромный дракон потопил корабль.
— Он совсем недавно был за пределами Волариса, — стал объяснять Галахад Софии. — Как такое возможно? Он не заперт здесь вместе с нами?
— В том-то и дело, — София улыбнулась своей правоте, — этот дракон, единственное существо способное покидать Воларис. Я почти уверена — это из-за его души. Никто не может удерживать такую мощь.
Мария не отрывала взгляда от лица Галахада. Он снова задумался, нахмурился. Все замерли, ожидая его вердикта.
— Значит решено… — сказано это было не так уверено, как ему и остальным этого хотелось, — придется убить дракона, поглотить его душу и…Надеяться, что она меня не разорвет.
— Это единственный известный мне путь, — сказала София с заботой, делая робкий шаг поближе к рыцарю, — и если кто и может овладеть душой дракона, то их убийца должен быть в этом списке.
— Но что насчёт заклинания, что ты читаешь, когда даришь душу из надломанной стрелы? Что ты её шепчешь? — спросил Галахад.
Искал ли он повод не сражаться с драконом? Мария не могла понять.
София вспомнила день, когда она узнала о заклинании и о его истинном назначении. Ей становилось грустно тогда, становится и сейчас. И каждый раз, когда она его применяет.
— Я шепчу обычные слова, пытаюсь успокоить напуганную душу, потерявшую тело. Вы должны были слышать крики, когда только сюда попали. Отголоски тысячи душ. Они все кричали без плоти. Будем надеяться, что душа дракона смелее наших.
— Значит, мы убьём дракона, — подытожила Мария, — выхода нет. Мы поглотим его душу, убьем Неведомого и спасем короля с его королевством. И меня в придачу. Звучит как план.
Глава двадцать третья
Он ел отвратительно. Её сын. Жир с его рта и рук капал на стол и тарелку с разодранной уткой. Он не притронулся к картофелю или овощам — он никогда их не ел, предпочитая только мясо. Причём в таких количествах, что любому шестилетнему мальчику был бы гарантирован больной желудок и тяжёлая ночь с рвотой и диареей. Мария никогда не видела, чтобы кто-то, не то что дети, ели так много.
— Сынок, может хватит? — спросила она тихонько, боясь помешать ему или спугнуть, словно хищника, поймавшему добычу.
Он ничего не ответил. Он никогда не отвечал. Однажды она попыталась вытащить из-под него тарелку. Тогда он закричал прямо ей в лицо, брызгая слюной, выхватил тарелку и резко придвинул к себе. И тут же затихал, начав чавкать. Иногда королева, глядя на своего сына во время еды, не могла есть сама. Её тошнило от еды. Она не могла выкинуть из головы это чавканье, эти блестящие от жира губы.
Но зачем она сидит рядом с ним за этим столом? Потому что так велит традиция? Потому что иначе нельзя? Зачем она поддерживает эту традицию общей трапезы? Они никогда не будут похожи на тех, кто изображён на портретах в холле. Это всё фарс. У них нет ничего общего с королевскими семьями прошлого. Особенно у него.