Смерть в пяти коробках
Шрифт:
Но Феликс Хей так и не вырос из детских штанишек. Зато стремление узнавать что-то дурное превратилось у него в увлечение, стало источником радости и довольства. Он обожал раскапывать неприглядные факты о своих знакомых. Затем хитро и ненавязчиво намекал, что кое о чем ему известно, — просто ради того, чтобы посмотреть, как они станут себя вести. У него и в мыслях не было, что он причиняет кому-либо вред. Он вовсе не собирался никого разоблачать публично. Просто у него было такое хобби.
Г. М. помолчал.
— Конечно, для удовлетворения его страсти требовались люди знатные или знаменитые. Он на них просто помешался. Но, к сожалению, таких друзей у него не было. Феликс Хей был обыкновенным дельцом средней руки, который не выбился в высшее общество. Так что ему пришлось довольствоваться кругом своих друзей. То есть… — Г. М. обвел пальцем молчаливую группу людей за столом.
— Теперь ясно, — задумчиво произнес Бернард Шуман. — Сам я никак не мог понять… Я чуть с ума не сошел, гадая, зачем ему все это было нужно. Я понятия не имел, чем так привлек его. Он меня почти не знал!
— С Питером Фергюсоном он вообще не был знаком, — возразил Г. М., — только знал, что тот очень опасный малый. Он узнал о Фергюсоне от его жены и сразу почувствовал к нему интерес… — Г. М. резко сменил тему: — То, что я вам сообщу сейчас, не более чем мои домыслы. Как Хей узнал то, что узнал, — тайна, которая умерла вместе с ним и которая не имеет отношения к нашей насущной проблеме. Кое-что он действительно раскопал. А теперь я должен вас успокоить. Все улики, свидетельствующие о ваших грешках, уничтожены. Поэтому не стоит метать в меня молнии из-за того, что здесь присутствует зловещий старший инспектор Мастерс. У него против вас ничего нет. Следовательно…
Сэр Деннис Блайстоун встал со своего места. Сандерс и Марша не сводили с него глаз. Пока Г. М. говорил, сэр Деннис слушал его, положив руку на плечо жены и то и дело рассеянно поглаживая его. Очевидно, жест мужа коробил леди Блайстоун и в то же время доставлял удовольствие. Наконец знаменитый хирург торжественным видом направился прямиком к Мастерсу:
— Старший инспектор…
— Да, сэр?
— Позвольте вернуть вам ваш блокнот. Я вытащил его у вас из кармана, пока раскладывал манто в спальне.
— Деннис! — взвизгнула леди Блайстоун, но тут же опомнилась.
— Должен признаться, сэр, — отчеканил Мастерс, — сейчас не лучшее время для шуток…
— Совершенно верно! — кивнул Блайстоун. Вдруг все увидели, что он широко улыбается. — Я просто выполняю предписания моего друга, Генри Мерривейла. Вы видите перед собой опытного жулика-дилетанта, который отныне не намерен скрывать от друзей свою маленькую слабость… Боже, какое облегчение! — добавил он после паузы. — Оказывается, все так просто! Мне все равно, даже если завтра заметка обо мне появится в «Дейли мейл». Что с тобой, Джуди?
— Деннис, ты дурак! Ты совершенно…
— Заткнитесь! — спокойно осадил супругов Г. М.
Впервые за весь вечер леди Блайстоун удостоила его взглядом.
— Сэр Генри, сегодня вы, кажется, зашли дальше, чем обычно.
— Заткнитесь! — заревел Г. М.
Казалось, старик вот-вот швырнет в нее «Логовом дракона». Сандерс понимал, в чем дело: Г. М. тоже испытывал облегчение. Молодому судмедэксперту уже приходилось наблюдать за поведением Г. М. в суде.
Однако до счастливого финала было далеко. Все сознавали: среди них, в этой самой комнате, находится убийца. Но кто же он?
— Кто-нибудь еще желает сделать признание? — обратился к присутствующим Г. М. — Облегчите душу, вам станет лучше.
Он посмотрел на миссис Синклер. Та ответила ему задумчивым взглядом из-под полуопущенных век. Бонита Синклер никогда еще не выглядела такой рассеянной, такой непорочной и в целом — такой непостижимой. Как будто для того, чтобы позлить леди Блайстоун, она положила ногу на ногу. Невинное выражение ее лица совершенно не подходило к столь развязной позе.
— Только не я, спасибо, — улыбнулась она. — Не сомневаюсь: многие считают, что я гораздо хуже, чем есть на самом деле, — что я убийца, например. Жаль, но мне не в чем признаться. Что я могу сказать? Я зарабатываю на жизнь. Торгую картинами.
Леди Блайстоун смерила ее надменным взглядом.
— Я торгую картинами, — повторила Бонита Синклер. — Если же у меня есть и другая профессия, то должна сказать, что ее освоили многие выдающиеся дамы, а полицейские интересуются ею только тогда, когда они не на службе. Женщина, которая не преуспела в роли жены, заслуживает моего сочувствия. Вот и все. Никакого преступления я не совершала.
— Погодите! — Г. М. резко осадил леди Блайстоун, которая собралась уже вставить свое слово. — Давайте все выясним раз и навсегда. Любые обвинения в адрес этой дамы, сплетни и вообще болтовня обречены на провал. Французская полиция на ее счет не питает никаких подозрений. Итальянец в Монте-Карло, тот самый, о котором ходило столько таинственных слухов, скончался от аппендицита. О том, чтобы обвинить миссис Синклер в убийстве, и речи не шло. Когда умер Фергюсон, она находилась в Скотленд-Ярде…
— Спасибо, сэр Генри, — проговорила Бонита Синклер. — Так вы мне и сказали, когда были днем у меня дома. Зачем снова все повторять?
— Сейчас поймете. Единственное, что имелось против вас у Хея, — это два письма, в которых шла речь о поддельных Рубенсе и Ван Дейке. В них вы гарантировали их подлинность…
— Снова клевета!
— Разумеется, — кротко согласился Г. М. — Но мне необходимо было упомянуть о письмах. — Он повернулся к Шуману. — Вы правы, сынок, мы с вами незнакомы. Но я знаю, кто вы. Не хотите рассказать, какую улику против вас приберег Хей, обвиняя вас в поджоге?
В комнате вдруг стало очень тихо. Мастерс переминался с ноги на ногу, стоя на огнеупорных кирпичах у камина, как будто готовился к забегу. Бернард Шуман вдруг рассердился.
— Будь все проклято! — воскликнул он, сжимая кулаки. — Как мне надоели ваши нелепые угрозы! Днем приходил ко мне старший инспектор и повторил все сплетни, добавив свеженькое: обвинение в убийстве. Предполагается, что я поджег собственный склад и убил мистера Низама Эль-Хакима…
Его слова весьма удивили Сандерса, который ничего не слышал о новом повороте дела. Шуман показал на улыбающегося египтянина: