Смерть внезапна и страшна
Шрифт:
– Я… – Марианна глотнула. – Я не думала о таком… я имею в виду… я не…
– Мы не собирались обращаться к подобной личности, – проговорила миссис Пенроуз натянутым резким голосом. – Никто из нас не знает, где их искать и к кому обращаться. Я просто думала обратиться к порядочному хирургу. Я не знала, что подобное противоречит закону, даже когда женщина является жертвой насилия.
– Увы, закон не делает здесь различий. Для жизни ребенка это неважно.
– Меня не волнует жизнь этого ребенка, – отозвалась Джулия едва ли не шепотом. – Я думаю о Марианне.
– Она здоровая молодая женщина. У нее, скорее всего, все пройдет идеально. Со временем она оправится от стыда и горя.
– Да, понимаю вас. Еще раз приношу свои извинения за то, что мы отняли у вас столько времени. До свидания, сэр Герберт.
– До свидания, миссис Пенроуз… мисс Гиллеспи.
Едва сестры вышли, главный хирург закрыл за ними дверь и вернулся к столу. Он посидел без движения несколько секунд, а затем, явно выбросив из головы только что произошедший разговор, потянулся к стопке бумаг.
Эстер выглянула из алькова, немного помедлила и вышла на середину кабинета.
Голова ее начальника дернулась, и его глаза на миг расширились от удивления.
– О, мисс Лэттерли… – Он словно очнулся. – Да, тело унесли. Спасибо. Пока все. Благодарю вас. – Он явно давал ей понять, что она должна уйти.
– Да, сэр Герберт, – кивнула девушка.
Это событие повергло Эстер в глубокую скорбь. Она не могла выбросить услышанное из головы и при первой же возможности пересказала всю сцену Калландре. Был уже поздний вечер, и они сидели в саду. Вовсю благоухали розы, а косые солнечные лучи золотили листья клена, делая их похожими на абрикосы. Все замерло, и только легкий ветерок перебирал листья. Стена заглушала стук копыт на улице и растворяла даже грохот колес проезжающих мимо экипажей.
– Прямо как в самом худшем из кошмаров, – проговорила мисс Лэттерли, глядя на клены и на золотисто-синее небо над ними. – Я поняла, что услышу, еще до того, как та женщина открыла рот. Конечно, сомневаться не в чем: все, что она сказала, было истиной до последнего слова, но я ничем не могла им помочь. – Она повернулась к Калландре. – По-моему, сэр Герберт прав и совершать аборт – преступление, даже когда ребенок зачат в результате насилия. К тому же я просто не знаю, что это за операция. Я умею выхаживать раненых солдат, заболевших или искалеченных людей. Но совершенно не знаю повивального дела. И никогда не ухаживала за детьми или за матерью с младенцем. Как это плохо!
Эстер хлопнула ладонью по подлокотнику плетеного садового кресла.
– Я вижу еще одну причину женских страданий там, где прежде не замечала ее. Должно быть, я просто не думала об этом. Но разве вы не знаете, сколько женщин ложатся в госпиталь в состоянии предельного истощения из-за того, что вынашивают ребенка за ребенком? – Она склонилась поближе к леди Дэвьет. – А сколько таких к нам не приходят? Сколько их просто живет в безмолвном отчаянии и страхе перед следующей беременностью? – Девушка вновь хлопнула по ручке кресла. – Какое невежество! Какое слепое трагическое невежество!
– Едва ли просвещение может помочь им, – вздохнула Калландра, глядя мимо своей гостьи на розовую клумбу, на которой поздняя бабочка перепархивала с цветка на цветок. – Предохранительные средства известны со времен Древнего Рима, но для большей части народа они недоступны. – Она скривилась. – К тому же эти штуковины нередко представляют собой весьма странные сооружения, которыми обычный человек не станет пользоваться. И ни гражданский, ни церковный законы не дают женщине права отказывать своему мужу. И даже если бы дело обстояло иначе, здравый смысл и необходимость семейного мира делают подобный поступок неразумным.
– Знание могло бы смягчить потрясение, случающееся с некоторыми! –
Миссис Дэвьет хотела заговорить, но не смогла даже открыть рот.
– Неужели же мы ничем не сможем помочь Марианне Гиллеспи? – настаивала тем временем Эстер, стиснув кулаки, склонившись вперед и лишь мельком взглянув в сторону роз, на которые смотрела хозяйка дома. – Неужели ей не к кому обратиться? Вот сэр Герберт сказал, что его собственная дочь пала жертвой насилия и все закончилось ребенком. – Девушка вновь повернулась к Калландре. – И она отправилась к частному гинекологу на окраину, и тот так искалечил ее, что бедняжка даже замуж не сможет выйти, не говоря уже о том, чтобы вынашивать детей. Кроме того, ей все время больно… Господь милосердный, ведь должно же быть какое-то средство!
– Если бы я знала способ, то не сидела бы здесь, слушая вас, – ответила Калландра со скорбной улыбкой. – Я бы просто изложила свой план, и мы приступили бы к делу… Эстер, пожалуйста, осторожнее, или ваша правая рука вот-вот проткнет насквозь мое самое лучшее садовое кресло.
– Ох! Простите. Я и не заметила, что так разошлась!
Леди Дэвьет улыбнулась, но ничего более не сказала.
Следующие два дня выдались жаркими, что только усилило всеобщую тревогу. Все нервничали, да еще и Дживис сновал по госпиталю, путался у всех под ногами и задавал вопросы, которые большая часть опрошенных находила бесцельными и раздражающими. Казначей обругал его, джентльмен из совета попечителей пожаловался члену парламента, с которым состоял в одной партии, а миссис Флаэрти прочитала инспектору лекцию о трезвости, приличиях и неподкупности, чего не смог вынести даже он. После этого Дживис перестал приставать к старшей медсестре.
Но постепенно госпиталь вернулся к нормальному распорядку дня, и даже в прачечной уже перестали вспоминать об убийстве. Разговоры там теперь шли все больше о повседневных делах: мужьях, нехватке денег, последних мюзик-холльных шутках и всяких сплетнях.
Монк обратил все свое внимание на изучение прошлого и настоящего работавших в больнице врачей, практикантов, казначея и священника, а также попечителей.
Поздним вечером, когда тем не менее было еще слишком жарко, Калландра отправилась повидать Кристиана Бека. Повод для разговора следовало найти на ходу. Она хотела выяснить настроение доктора после допросов и отнюдь не тонкого намека Дживиса на некий скрытый в его прошлом позорный секрет, который якобы собиралась выложить убитая Пруденс.