Смерть внезапна и страшна
Шрифт:
– Нет, не надо. Его готовит миссис Флаэрти. Вы спите в общежитии сестер?
– Да.
Это была больная тема для мисс Лэттерли. Она ненавидела общежитие: ряды кроватей в длинной комнате, похожей на палату работного дома, где она была лишена уединения и где не было тишины, чтобы спать, думать или читать. Вокруг постоянно шумели другие женщины, они мешали ей своими движениями, разговорами, а иногда смехом; они приходили и уходили… Умываться приходилось под краном над одной из двух больших раковин, а есть – какие-то крохи, когда предоставлялась возможность между долгими двенадцатичасовыми сменами.
Не то чтобы
– Хорошо. – Герберт улыбнулся. Улыбка осветила лицо медика, чуть изменив его, и хотя это был просто жест вежливости, за маской профессионала проглянул человек. – У нас лишь несколько сестер живут у себя дома, но это не очень удобно, в особенности когда им приходится ухаживать за пациентом, нуждающимся в постоянном внимании. Прошу вас, будьте здесь в точности в два часа дня. До скорой встречи, мисс Лэттерли.
– Благодарю вас, сэр Герберт, – ответила девушка и немедленно ушла.
Операция действительно оказалась очень интересной. Почти на два часа она полностью забыла о собственном неудовольствии госпитальной дисциплиной и расхлябанностью сестер, о жизни в общежитии и угрожающей физиономии Доры Парсонс. Да что там, Эстер забыла даже о Пруденс Бэрримор и причине, приведшей ее сюда! Хирург удалял камни у очень полного джентльмена, доживавшего шестое десятилетие. Мисс Лэттерли почти не видела лица больного: пухлый от переедания бледный живот и слои жира, которые Стэнхоуп срезал, чтобы обнажить внутренние органы, привлекли все ее внимание. Пациент находился под анестезией, и можно было ни о чем не тревожиться. Отсутствие спешки и сознание того, что больного не терзают невыносимые муки, давали ощущение едва ли не эйфории.
С восхищением, близким к трепету, сестра следила за ловкими руками сэра Герберта, с утонченными к подушечкам пальцами. Эти деликатные и сильные руки двигались быстро, но без излишней спешки. Врач был настолько поглощен делом, что ни разу не позволил себе отвлечься. Хирургическая операция в его исполнении обладала собственной красотой, заставлявшей Эстер забыть обо всем прочем. Она больше не видела внимательных лиц практикантов, хотя в обычных условиях черноволосый молодой человек, стоявший возле нее и все время присвистывающий при каждом вздохе, привел бы ее в крайнее раздражение. Но в тот день мисс Лэттерли почти ничего не замечала.
Наконец, закончив операцию, сэр Герберт отступил назад. Довольное выражение на лице хирурга свидетельствовало о том, что он прекрасно понимает, насколько великолепно справился с делом, своим искусством избавив человека от боли… Теперь, при хорошем уходе и удаче, рана заживет, и больной выздоровеет.
– Как вы видите, джентльмены, – проговорил Стэнхоуп с улыбкой, – еще десятилетие назад мы не могли бы даже думать о такой затяжной операции. Мы живем в веке чудес. Наука движется вперед гигантскими шагами, и мы находимся в ее авангарде. Открываются новые горизонты, новые методы… Итак, сестра Лэттерли, я закончил свою работу, а вы наложите повязку.
– Да, сэр Герберт. – На этот раз восхищение Эстер этим человеком было достаточно искренним, и она отвечала с неподдельной скромностью.
Пациент пришел в сознание не сразу. Ему сделалось плохо: болей особых не было, но пожилого мужчину рвало, и мисс Лэттерли очень боялась, что у него разойдутся швы. Поэтому она старалась всеми возможными способами облегчить положение больного и предотвратить потерю крови. Но определить наличие внутреннего кровотечения девушка не могла, и оставалось только ожидать появления лихорадки, увлажнения кожи и замедления пульса.
Миссис Флаэрти несколько раз заглядывала в небольшую палату, где находились они с пациентом, и во время третьего из ее визитов Эстер узнала имя своего подопечного.
– Ну, как там у нас мистер Прендергаст? – проговорила, хмурясь, старшая сестра. Бросив кислый взгляд на ведерко, прикрытое тряпкой, она не смогла удержаться от комментариев. – Не сомневаюсь, что оно пустое, да, мисс Лэттерли?
– Увы, его вырвало, – ответила Эстер.
Белые брови миссис Флаэрти поднялись.
– А я-то считала, что вы, крымские сестры, не разрешаете даже ставить ведерки рядом с пациентами. Выходит, поступаете не так, как проповедуете, а?
Девушка набрала было в грудь воздуха, чтобы объяснить этой ехидной женщине очевидное, но вовремя вспомнила, зачем она здесь.
– Я вижу в этом меньшее зло, – сказала она, избегая взгляда голубых ледяных глаз миссис Флаэрти, чтобы не выдать ей своего раздражения. – Ему плохо, и если его снова стошнит, а меня не будет рядом, швы могут разойтись. Кроме того, у меня лишь одно ведерко, и лучше воспользоваться им, чем пачкать простыни.
Старшая сестра ответила ей холодной улыбкой:
– Вижу, в вас есть чуточка здравого смысла. А это куда более нужная вещь, чем все образование на свете. Быть может, мы еще сделаем из вас хорошую медсестру, чего о большинстве крымских дамочек не скажешь. – И, прежде чем Эстер успела ответить, она затараторила: – А его не лихорадит? Какой пульс? Вы приглядываете за раной? Кровотечения нет?
Лэттерли ответила на все эти вопросы и уже намеревалась попросить, чтобы ее ненадолго подменили – она хотела поесть, так как с того часа, когда сэр Герберт прислал за ней, успела только попить воды, – но миссис Флаэрти выразила умеренное удовлетворение ее ответами и вышла. Позвякивание ключей и ее шаги затихли в глубине коридора.
«Быть может, я и несправедлива к ней, – подумала Эстер, – но миссис Флаэрти превосходно знает, сколько времени я провела здесь, имея возможность отлучиться, лишь покоряясь зову природы, и явно испытывает от этого известное удовольствие».
Одна из младших сестер, восхищавшихся Пруденс, забежала к ней около десяти часов вечера, когда уже темнело, с кружкой горячего чая и толстым сэндвичем с бараниной. Она торопливо закрыла за собой дверь и протянула мисс Лэттерли еду.
– Должно быть, вы умираете с голода, – проговорила она, блеснув глазами.
– Я голодна, как волк, – с благодарностью подтвердила Эстер. – Огромное тебе спасибо!
– Ну, как он? – спросила юная медсестра, девушка лет двадцати с каштановыми волосами и живым благородным лицом.