Смерть выбирает не худших
Шрифт:
Дарья посмотрела на дубовый, чисто вымытый пол, с выцветвейшей краской, поскребла его ножкой:
– А что мы быстренько пробежимся!
Пара юных разведчиков наскоро помылась, слегка перекусила и двинулась в путь. На прощание им по очереди пожали руки шестеро детей от пятнадцати до пяти лет! Ребята шагали быстро, пару раз Васька даже заставлял переходить на полуторачасовой бег. Дарья бежала с трудом, но затем открывалось другое дыхание и становилось легче. Васька, видя
– Немецкий язык, хорошо знаешь?
Девочка кивнула, с трудом переводя дыхание:
– Хорошо!
Мальчишка предложил:
– Встанем на обочине, и когда будет проезжать колона, ты запоешь на немецком языке, но только не Интернационал.
Дарья хихикнула:
– Что я, по-твоему, без понятия? Ни Интернационала, ни большевистских песен, а можно о любви и природе.
Мальчик пропел:
Несущая конструкция любви,
Бушует яростно огонь безумной страсти!
Сердца влюбленных словно в небе журавли,
Мы все подвержены, бескрайней, жгучей страсти!
Девочка захлопала в ладошки:
– Ты здорово поешь! Может со мной вместе, чего-нибудь исполнишь. В тебе я чувствую священный дар.
Васька заулыбался, скаля белые зубки:
– Искусство пения - доступно любому мальчишке, при определенной тренировке! Вот ты спой, а я буду подпевать.
Дарья подколола мальчика:
– А тебя такое понятие, как кулацкий подпевала не смущает!
Васька погрозил в небо кулаком:
– С кулаками должно быть покончено раз и навсегда.
Дарья иронически заметила:
– А Маяковский пел: добро должно быть с кулаками! Добро суровым быть должно, чтобы летела шерсть клочками, от тех кто лезет на добро!
Мальчишка хихикнул:
– Маяковский поэт революции! Как говорил сам Сталин - самый лучший из поэтов! В нем было столько экспрессии. Ну, ладно выходи и пой!
Дарья пела как всегда хорошо, но без особого энтузиазма, не хотелось выкладываться перед фашистами.
Машина совсем новый грузовик остановилась. Гитлеровцы дружески похлопали детей по плечу и насовали сигарет с шоколадками. Васька показал фашистам несколько простейших фокусов с папиросами, за что получил еще марку, но курить не стал. Голодная Дарья впервые попробовал немецкий шоколад. Может это был и эрзац, но особой разницы на пустой желудок девочка не ощутила. Сидеть рядом с фашистами было страшно и противно, но сами немцы отнюдь не были уродами. Лица почти славянские, многие светловолосые, половина парней совсем молоденькие возможно тольто-только призванные. Один спросил Дарью:
– Ты сиротка?
Девочка резко махнула головой:
– Нет, слава Богу!
– Родители бедные?
– Продолжал настаивать фашист.
Дарья я поняла что говорить, правда опасна и кивнула:
– Нищие! По уши в долгах! Отправили искать меня работу в городе.
Немец усмехнулся:
– Ты так хорошо знаешь немецкий! Можешь устроиться в Житомире, там есть богатые господа. А еще лучше в Киев. Будешь хорошо одетая и красивая, а там, если понравишься, и в Берлин заберут.
Дарья грустно покачала головой:
– По характеру я не слишком уж послушная. Не люблю когда не по-моему происходит, но если...
Немец перебил:
– А ты честная девочка! Тебя точно возьмут.
Сам город Житомир выглядел не вполне ухоженным. Чисто выметенными были лишь центральные улицы. В 1941 году, это город была захвачен немцами с ходу, избежав тех разрушений, которым подвергся, например Киев или несколько раз переходящий из рук в руки Харьков. Кое-где впрочем, кипело строительство, возможно, возводили поселения. Слегка накапывал дождик, стало прохладнее. Немецкий войск с самом городе было изрядное количество, когда они слезли с машины за шагали по улице, Васька обрадовано сообщил.
– Ты думаешь тебе на дорогу хлеба дали, а на самом деле это взрывчатка. Так что когда стемнеет, я попытаюсь проникнуть на вокзал, и так что-нибудь взорвать.
Дарья проявила беспокойство:
– Но ведь, наверное, сильная охрана?
Васька кивнул головой:
– Конечно! Если бы не охрана, то фашистов бы рвали каждый час, а раз в два-три дня. Они ведь не совсем пещерные.