Смерть выбирает не худших
Шрифт:
Дарья подколола:
– Сверхчеловеки!
Васька хихикнул:
– Сколько мы таких сверхчеловеков в могилу загнали. Ну ладно девочка, можешь пока не грузиться! Фашисты доживают последние месяцы на нашей земле, и их участь это гнить под землей. Так что девочка не грузись.
Дарья перебила:
–
Мальчишка навострил ухо:
– Вижу, собирается толпа! Возможно, происходит что-то интересное. Дай пока не стемнело, посмотрим.
Девочка согласилась:
– За просмотр, в глаз не бьют!
Мальчишка захихикал:
– И тут ты верно подметила! Просто девочка-клоун!
Дарья обиделась:
– Молчал уж ты мальчик!
Ребята направились на площадь, где собиралась толпа. Похоже, и в самом деле готовилось, что-то важное. В частности по краям площади расположилось четыре танка Т-3, с пулеметами и шеренга солдат в итальянской форме. А в центре, похоже, ставили виселицы. Вот рабочие в желтых спецовках соорудили перекладину и стали протягивать веревки сооружая плети. Дарья испугано пробормотала:
– Неужели они будут казнить людей!
Васька с видим спокойствием уточнил:
– Не просто людей, а героев! Тем которым страна может по праву гордиться и которых не сломала смерть!
Девочка побледнела и пошатнулась:
– Это ведь ужасно! И что как это можно вынести.
Мальчик согласился, нервно перебирая руками:
– Ужасно! Но я не заставляю тебя смотреть! Если хочешь, мы тот час же уйдем!
Дарья покачала головой:
– Нет! Не надо! Я еще ни разу не видела казни и хочу закалить свое сердце. Ведь и там меня обвиняют в чрезмерной мягкости и слабости.
Васька пожал девочке руку:
– Тут я согласен! Ты действительно воплощение доброты и нежности, но сердце должно быть горячим, а не мягким. Почему сердце витязя крепче стали, потому что оно от жара не размягчается, а становиться тверже!
Дарья пожала ладошку мальчику в ответ, причем старалась давить ему посильнее, но это у нее плохо получалось:
– А ты я вижу закаленный!
Василий ухмыльнулся:
– Повкалываешь с мое и не хуже станешь! Да, кажется, казнь начинается. Только не вздумай кричать и плакать.
Дарья обиделась:
– Да за кого ты меня принимаешь щенок овчарки! Будто я могу разреветься - что я старая баба!
. ГЛАВА Љ 9
Обер-офицер не выдержал подобного оскорбления и бросился на девушку, размахивая кулаками. Та ожидала именно это: она ведь нарочно провоцировала реакцию. Острие саперной лопатки вонзилось в горло изверга. Девушка вложила в удар всю ярость и тело, а обер-офицер еще двигался ей навстречу. Горло, пропустившее в себя, не одну сотню бутылок лопнуло, и в разные стороны полетели мутно-красные брызги. Фашистский кулак все же успел угодить девушке в плечо. Мирабела пошатнулась, и больно ударила обожженной пяткой в камень. Невольно вскрикнула, но сразу, же прикусила язык. Обер-лейтенант еще пару раз дернулся, царапнул лапой траву, потом затих. Девчонка вдруг почувствовала тошноту и плюнула в сторонку:
– У падаль! Он плохо жил, вижу, плохо кончил!
Мирабела бросилась бежать, не обращая внимания на боль... Воспоминания потускнели... Уже стало темнеть. Уставший копать Никулин присел и закурил. Его взгляд выражал скуку:
– Вообще-то копание в земле, сродни колупанию в песочнице! Если налетит авиация, то окопы...
Мирабела прервала:
– Нет, ты не прав! Если попадание не будет прямым, то окопы очень даже пригодятся, укроют от осколков. Тебе видимо просто лень копать.
Никулин обиделся:
– Никогда не будет, ленится русский парень, но временное затишье лучше использовать, для учений. Девчата ведь совсем свеженькие, если враг попрет, то его не окопы остановят, а меткие выстрелы и штыковая атака.
Маслова поддержала парня:
– Конечно! Кто надеется на окопы, тот рискует застрять под землей!
Мирабела бросила лопату, да так что так пять раз перевернулась в воздухе, в стиле акробата-виртуоза:
– Отбой! Хватит копать!
Девчата сильно устали, от тяжелой работы, радостно загалдели. Личика и фигурки почти всех воинов женского пола были красивы, но словно смазаны маслом, столько вылилось пота. Юноша Никулин смотрел на девчат, не отрываясь. Разве часто подобное увидишь в ханжеском сталинском мире. Самая крупная девчонка, была почти два метров роста, она грубо крикнула Никулину:
– Чего лыбишься сосунок?