Смертельно прекрасна
Шрифт:
– Вас убьет Господь, мисс Блэк. Он убивает всякого грешника, осквернившего землю его. Он вас убьет. – Мужчина горячо повторяет. – Убьет.
Словно тени передо мной вырастают неизвестные люди. Не вижу их лиц, вижу лишь темные силуэты в огромных мантиях, скрывающих человеческие черты. Они провожают нас, следуя рядом, окольцовывая с разных сторон. В панике верчу головой. Я не понимаю, что происходит. Кто это. Зачем я им. Они собираются меня убить?
Меня ведут вниз по узким ступеням. Вскоре дорога покрывается мраком, а темнота проглатывает последние отблески вечернего солнца. Я пытаюсь дышать
Глаза щиплет. Я часто моргаю, пытаясь увидеть хотя бы что-то, но не получается.
Неожиданно из глубины подвала доносятся странные, протяжные звуки. Словно кто-то монотонно и хором прочитывает Библию. Слова растворяются в воздухе, я не различаю их, даже не понимаю, на каком языке произносят фразы ! Неуклюже ступаю по каменным ступеням, спотыкаюсь, выравниваюсь и встряхиваю волосами. Мне жутко не по себе.
Мы оказываемся в огромном зале. Я не вижу очертаний стен, но вижу светлые пятна и думаю, что это окна. Тем не менее, здесь темно , лишь мелкими точками горят факела.
– Здравствуй, - неожиданно протягивает приятный голос, и передо мной возникает не в меру широкая тень. Я пытаюсь вырваться из оков шерифа, но его пальцы, будто змеи, не позволяют мне даже пошевелиться! Приходится стоять перед неизвестным силуэтом.
– Святой Отец, я привел ее, – шепчет шериф Пэмроу прямо над моим ухом, и голос у него охрипший и тихий, полный странной гордости и покаяния, – я сделал, как вы велели.
Пастор молчит, а я вдруг понимаю, что Святой Отец – возможно, отец Джил, ведь он читает проповеди по воскресеньям? Ведь именно о нем мне рассказывал Хэрри?
– Мистер Хью, – вдруг восклицаю я, подавшись вперед. Это моя последняя надежда, у меня больше нет выбора! – Мистер Хью, что вы делаете? Отпустите меня, прошу вас.
Неожиданно пальцы, сжимающие мои плечи, исчезают. И я оказываюсь прямо перед той огромной тенью, что поглотила меня несколько секунд назад. Силуэт приближается, а я вскидываю подбородок, смотря куда-то вперед, надеясь, увидеть хоть толику света.
– Вы знаете мое имя, дитя?
– Я знаю вашу дочь.
Молчание. Нервно оглядываюсь, внезапно встретившись с целым рядом теней, так и ждущих расплаты надо мной! Живот вспыхивает от ужаса, скручивается и делает кульбит. Я в ужасе вновь гляжу на силуэт перед глазами и сжимаю трясущиеся губы.
– Что вам нужно, – шепчу я, – чего вы хотите? Я не понимаю.
– Вы знаете, дитя мое, вы отравлены.
– Отравлена?
– Вас поглотил грех, мы хотим помочь вам. Господь всякого примет, нужно лишь так в него верить, как он верит в нас.
– Отпустите меня, – в который раз шиплю я, – вы должны отпустить меня.
– Нет.
Его ответ бьет по мне , будто пощечина. К олени дрогают, но я стою ровно, смотря на него, смотря на то темное пятно, что плавает передо мной, решительно и смело.
– За что? – Лишь срывается с моих губ. Я вижу, как круг подле меня сужается, и уже чувствую, как невидимые оковы хватаются за горло мое, сдавив его с немыслимой силой.
– З а то, что не веровали в Бога и не уповали на спасение Его… – Шепчет Святой Отец. Он неожиданно порывисто притягивает меня к себе. Обхватывает ладонями лицо и крепко к себе прижимает, словно защищает, словно спасает, но сдавливает меня и душит. – Е сли душа обратится к силам диавольским , то я обращу лицо мое на ту душу и истреблю ее.
Пытаюсь оттолкнуться. Рыча, зубы стискиваю, а мужчина меня крепче к себе жмет и на ухо шепчет ядовитым, тихим голосом, полным уверенности и благородства, будто бы я – сосредочение всех напастей человеческих, и, убив меня, мир избавится от смерти:
– Н и смерть, ни жизнь, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем.
Люди шепчут. Их голоса проникают внутрь моего тела! Впитываются под кожу ! И с ужасом я понимаю, что оказываюсь в опасном капкане из десятков сильных рук, что тянет меня в глубину зала. А вырваться из него сил не хватает. Даже страха не хватает, чтобы до конца осознать происходящее. Я верчу головой, шепчу: нет, нет , а меня тянут по полу, на любой звук молитвой отвечают. Факелы вспыхивают ярче, голоса становятся громче.
Словно распятую, меня привязывают к толстым, деревянным балкам, и оставляют на весу одинокую и жутко испуганную. Холодные порывы воздуха сквозят под ногами, но на лице моем скатываются блестящие капли пота.
– Что вы делаете! – Кричу я, изо всех сил порываясь содрать с рук веревки, но ничего не выходит. Извиваюсь, откидываю назад голову и задыхаюсь ужасом. – Отпустите! Вы…, вы не можете, не можете! Боже, вы не можете…
Глаза слезятся от боли. Их щиплет от ядовитой жидкости, а сердце щиплет от страха и паники. Я так отчаянно рву руки из веревок, что они обжигают запястья до крови. Никто не поможет мне, никто меня не спасет, я одна, я умру здесь, они меня убьют.
– Мы спасем тебя, дитя мое , – провозглашает священник, оказавшись рядом со мной. Я не успеваю посмотреть на него, я чувствую, как ледяное острие ножа прокатывается по моей руке от плеча до запястья, и кричу от невозможной, ужасной боли! Нет, не надо, что они делают? Нет! – Мы избавим тебя от страданий, твоя кровь отравлена, она прольется, и ты обретешь покой, ты больше не слуга Дьявола, ты слуга Господа Своего.
Кровь толстыми струями скатывается по рукам, валится на пол с оглушающим, даже для меня грохотом , я откидываю назад голову, взглянув невидящим взором вверх. Дышать у меня не получается, не получается, ничего не получается.
– Ты спасешь душу свою, а мы детей своих… – И тут же новая боль пронзает вторую руку. На этот раз Святой Отец не спешит, прокатывается лезвием по моему локтю очень и очень медленно, глубже и грубее проникая под кожу. – Господь пощадит тебя, если ты его примешь, если ты в грехах своих покаешься, в грехах семьи своей покаешься
Я взвываю и стону, мотыляя в воздухе ногами, и в голове моей взрывается неистовая и жуткая боль, но я знаю, что будет больнее, что они сделают мне еще больнее! И тогда не далеко от меня проносится потрескивание, будто из костра, будто огонь возгорается.