Смертельно влюблён
Шрифт:
— Ты хочешь забрать меня? Разве так можно? — с настигающей меня грустью спросила Полин, заключив мои ладони в свои маленькие.
— Разве ты не помнишь наш с тобой последний разговор? Не делай вид, милая, что ты совсем об этом забыла. Ведь ты не забыла же?
— Нет, но ведь ты говорил, что для этого нужно будет время, — объясняла свою позицию она, а её личико выдавало и грусть, и недоумение, и такое любимое мною смущение, которое она испытывает чуть ли не каждый раз, говоря со мной на серьёзные темы.
— Да, и
— Что это, Стаас? — волнительно спросила Полин, взяв документ в свои руки.
— Это наше с тобой свидетельство о браке.
— То есть, — удивлённо, но так оживлённо произнесла Полин, — теперь я твоя жена? По-настоящему?
— Только так, любимая, — говорю я и целую её руки, зарываюсь в них лицом, не могу перестать наслаждаться ею.
— Значит, ты настолько меня любишь, что готов был жениться на мне?
Какая же ты непревзойдённая глупышка, если бы твой чистый и непорочный разум осознал, сколько власти это даёт мне над тобой.
— Ты же видишь, что я не просто был готов, я сделал это. А этот документ пускай побудет у меня, ты согласна? — спросила я, не выпуская её ручек из своих ладоней, на что она кивнула.
— Давай собирать твои вещи, милая. Если они нужны тебе.
Теперь тебя у меня никто не заберёт.
Глава 30. Вот, что называется бл*дской несправедливостью.
То, что я чувствую к ней, не любовь, нет. Это в сотни раз хуже, сильнее, страшнее, это может причинить ей адскую боль, в случае её непослушания или моих приступов, если хотя бы капля той ревности снова вернётся ко мне. А я же не могу её больше сдерживать, хоть и пообещал ей замкнуть это несправедливое к ней чувство на замок. Это болезнь, навязчивое желание овладеть ею. Куда ещё больше? Но мне есть куда. Каждый её шаг, её самостоятельное действие выводят меня из себя, заставляя меня колотиться в судорогах на левом колене. Её разумные мысли о том, что она должна закончить школу, затуманивают мне рассудок, и без того уже нездоровый и безнадёжно сошедший с ума.
— Куда собираешься? — Лицо моё не выдавало ничего, даже тело словно перестало двигаться от постоянных вздохов и выдохов, только в голосе можно было найти озадаченность от всего происходящего.
— В школу, — отвечает Полин, не переставая складывать тетрадки в рюкзак.
— Только приехала, и уже думаешь, как бы быстрее сбежать от меня, — я говорил, пытаясь казаться холодным и безразличным, но вряд ли это получается, когда дело касается её.
А теперь все мои дела, каждая минута моего времени и все мои извращённые мысли связаны с ней. Всё о ней и для неё.
— Но ведь завтра понедельник, — выпалила Полин, устремляя свой довольный взгляд на меня.
Она сидела на коленях на полу, у моего стола, в нижний ящик которого
— Да, понедельник. И что с того, Поль? — мой тон то повышается, то понижается, сохраняя некую гармонию в голосе.
— Как это что? — удивилась она. — Завтра в школу.
— Действительно, — подтверждаю я, отстраняясь от неё и подходя к двери. — Как я мог забыть это? Не буду тебя мешать, милая. Занимайся своими делами.
Пока можешь.
— Если я понадоблюсь тебе, позови, — проговорил я и услышал её ангельское «хорошо», прежде чем выйти из своего кабинета, в котором она хозяйничала.
Врываюсь на кухню, пугая спящего у своей миски Коди. Открываю кухонные шкафчики, один за другим, ищу успокоительное, которое должно мне помочь справится с любым неправильно ею сказанным словом.
Нахожу давно неиспользуемые капли. Наливаю сорок капель в рюмку. Выпиваю залпом, ничем не запивая.
Если они помогут не наносить ущерба моей принцессе, то я куплю нескончаемый запас, на каждый день, на каждый час, чтобы никогда больше на неё не срываться.
Но капли не изменят тот факт, что ей нельзя идти в школу, ни в коем случае. Видеться с Джоепом, который в свои семнадцать делает меня, как ребёнка, даже младенца, только что новорожденного.
— Ты никуда не пойдёшь, — сказал я вслух, чтобы тем самым ещё больше себя успокоить.
Время шло быстрее, чем когда-либо. Наверное, чтобы быстрее столкнуть меня лицом к лицу с моментом, когда утром она будет требовать, чтобы я отпустил её в школу.
Пускай. Ночь длинная. Я готов не спать эти сутки, чтобы оттянуть этот момент. Я готов не спать больше, чем сутками, чтобы смотреть на неё, такую безропотную и смиренную, совсем уже ручную.
Коди снова заснул. Стук сердца возвращается в нормальный ритм. Успокоительное всё-таки подействовало. Делаю глоток виски прямо из бутылки, чтобы закрепить эффект. Иду в спальню, где уже лежит она, укрывая одеялом почти по самые уши.
— Ты прелестна, — говорю я, снимая сбрасывая с себя рубашку и остальное ненужное, что целыми днями так сдавливает всё моё тело. — Я слишком гнилая скотина, чтобы ложиться спать в одну кровать с тобой, — говорю я, присаживаясь рядом с ней на край кровати.
— Почему ты так говоришь? — спрашивает она, как обычно забирая мою руку своими, заключая её в своё тёплое ужиное гнёздышко.
— Потому что я недостойный даже твоих падающих ресничек человек, потому что я монстр, что хуже тех выродков, что заставили тебя смотреть, как насилуют девушку. Они хотя бы только заставили смотреть, понимаешь ты меня или нет?! — Резко вырываю руку из её ладоней и беру её за лицо, вдавливая немного щёчки, не в силах сдержать неописуемый поток ярости к самому себе и жалости к ней.