Смертельно влюблён

Громова Лиза

Хотя, как же ты это сделаешь, не вставая с кровати.

Глава 33. Вот и всё, моя сладкая.

Захожу в квартиру с полными пакетами продуктов. Ведь мне даже кормить её было нечем. Несу их на кухню и вижу её.

Не понял.

— Почему ты не в постели? Почему встала, пока меня не было? — занервничал я, бросая пакеты на пол.

Да, в этом нет ничего страшного. Для любого другого человека. А я не потерплю, чтобы она делала что-то вопреки моим словам.

— Но я

звала тебя, — оправдывалась она, пока я стремительно усаживал её на стул, только чтобы никаких признаков самостоятельности от неё не исходило. — Ты не приходил так долго.

— Почему ты встала? — повторил вопрос я, не замечая всех её объяснений.

— Мне очень захотелось пить, — с сожалением и в глазах, и в голосе проговорила Полин.

— Пить? Прямо как в ту первую ночь, когда ты у меня ночевала, помнишь? — спрашиваю я, сажаясь на колени прямо у неё под ногами. — Но тогда ты могла ходить, пойми. Сейчас — нет.

— Но я и сейчас могу ходить, — заверила она, серьёзно просмотров мне в глаза, как будто пытаясь убедить меня в этом.

— Ты так думаешь? Посмотрим, что ты скажешь через пару дней.

— О чём ты говоришь, Стаас? Почему ты не разрешаешь мне ходить самой?

— Не задавай глупых вопросов, милая. Если бы позволил, ты бы уже давно ушла от меня, правда? Своими крохотными ножками по этому твёрдому полу прямиком за порог этой квартиры, — всё, что было сказало мною, появлялось в моей голове, и с этого момента мне хотелось ограничить её ещё больше, во всём, что только можно. — Пойдём в спальню.

— Ты пойдёшь, ты с-сам пойдёшь, мне ты не позволишь этого сделать, — запинаясь, твердила Полин. — Я не хочу так жить. Ты мне ничего не позволяешь сделать. Лучше мне умереть.

Эти слова... Эти слова повергли меня в шок, заставили забыть как надо говорить, как надо дышать. С тридцать секунд смотрю на неё, не в силах даже придумать, что сказать. Затем встаю. Смотрю на неё свысока.

— Чтобы я этого, Полин, больше не слышал, — строго произношу я, затем хочу взять её подмышками, чтобы перенести в спальню, но она сопротивляется, лихорадочно отталкивая меня руками так, что чуть ли не падает со стула.

Ещё никогда она не вызывала во мне такого гнева своим словами и действиями. Даже когда по обману думал, что в школе она общается с каким-то парнем. За это можно наказать, отбить желание раз и навсегда, напомнить, кто твой мужчина, но мысли о том, чтобы умереть, чтобы лишить меня самого дорогого, вершины удовольствия, единственного смысла, бесценной награды, которую мне предоставил случайный случай, — саму себя. Такого я просто так оставить не могу.

— Успокойся немедленно, котёнок, пока ты не получила от меня по полной, — сосредоточено и не шутя проговорил я, приблизившись к ней вплотную.

— Нет, нет, нет, — дёргая головой, кричала она, — я и так получаю от тебя. Каждую ночь. Но ты всегда говорил, что любишь меня, что сделаешь счастливой, что не будешь торопить меня с тем, что ты без этого сможешь,

а ты не смог, ты изменял и сделал это со мной, а сейчас ты мне ничего не разрешаешь, ты просто разлюбил меня.

Опять эти бессмысленные разговоры и напоминания, о которых я прошу забыть её каждый божий день. Видно, недостаточно дури я выбил из неё.

— Я не хочу жить с тобой, — уже более спокойно сказала Полин, но на глазах выступили истерические слёзы, — я больше не хочу жить. — Полин говорила так, словно уже об этом задумывалась.

И я понял, каким безответственным кретином был, когда уезжал, каждый раз оставляя её одну с миллионами вещей, которые могут лишить её жизни. И если она встала за стаканом воды сегодня, то точно так же она могла встать за ножом или моим снотворным, которое уже побывало у неё в организме.

По венам пробирались гнев и досада — мои лучшие друзья, когда дело касается моей девочки.

— Мне надоели твои детские истерики, дорогая. Либо ты успокаиваешься немедленно, чтобы в мыслях у тебя такого больше никого не было, либо я тебя ударю, Полин. И то, что я делаю с тобой в постели, покажется незрелой забавой.

— Ты говорил, что хочешь оградить меня от той плохой жизни, — никак не успокаивалась она, словно вовсе не слыша моих слов.

— Что я и сделал, — властное проговаривая я, кладя руки в карманы.

Ещё немного — и я точно взорвусь. Сегодня как никогда.

— Нет, ты сделал только хуже.

— То есть, по-твоему, я хуже тех выродков, что заставили тебя наблюдать за картиной насилия? — озадачено спрашиваю я, надеясь услышать лишь её робкое «нет, я не хотела этого говорить».

И тогда бы всё было хорошо. Молча бы накормил её завтраком или уже обедом, не помню. Отнёс бы в спальню. Разрешил бы поиграть с собакой даже на кровати. Сделал бы всё, что она только попросит.

— Да, ты хуже, — проговаривает она и сразу же вверх надо мной взяла неумолимая дикость, бешенство и злоба.

Одной рукой ударил её по щеке, даже не удосужившись высунуть вторую из кармана. Всё произошло быстро, на одном дыхании, между разговором.

Прикосновение моей руки и её щеки сопровождалось ужасным треском, сильным и звонким. Насколько болезненным должен остаться след на её личике не представляю.

Она чуть ли не падает на пол, но я сразу же подхватываю её и беру на руки, затем не спеша несу в спальню.

Красные ладони с высохшей кожей закрывают лицо, которое извергается слезами.

— Теперь скажи мне честно, котёнок, так ты от меня получаешь каждую ночь? Тебе понравилось доводить меня до такого состояния? — на повышенных тонах спрашивал я, пока аккуратно клал её на кровать.

Полин лишь качала головой, не открывая лица.

— Во-первых, разговаривай со мной. Во-вторых, смотри на меня! — кричу я и это действует, её взгляд уставлен на меня, такой тревожный и дрожащий, полностью предназначенный для меня, как и она сама. — Тебе было приятно?