Смертельные друзья
Шрифт:
– И на что ты их потратила?
– На поездку по Европе. Во время этого путешествия произошла одна смешная вещь. Я ехала поездом из Рима во Флоренцию, и у меня не оказалось с собой ничего почитать. Напротив, на сиденье, валялся итальянский журнал, я взяла его. Листаю, смотрю – фотография Эрскина Грира. Я раньше его никогда не видела, понятия не имела, как он выглядит. На картинке он был изображен на вечеринке с той женщиной, которая пишет в «Стиль жизни», Минни Васс. Не помню, сколько я просидела, уставясь на эту проклятую фотографию. Я была зачарована – надо же, увидеть человека, который, по сути дела, оплатил мое путешествие. Он сыграл роковую роль в жизни нашей семьи, и тем не менее благодаря
А во Флоренции произошла еще одна странная вещь. Я осмотрела галерею Уфицци и сидела в пиццерии в сквере, пила кофе. Вдруг подъезжает огромный белый автомобиль с открытым верхом, и из него выходит мужчина с девушкой-китаянкой. Это был Эрскин, никакого сомнения. Они вошли в ресторан пообедать.
Я не знала, что делать. Мама всегда говорила, что, если увидит его когда-нибудь, даст ему пощечину. Она бы непременно так и поступила, она считает его убийцей отца. И я подумала, что мне следует сделать это за нее. В то же время он меня заинтриговал. Он выглядел так шикарно, когда выходил из машины. И китаянка была прелестна. Стыдно признаться, имея в виду то, что он сделал по отношению к моему отцу, но я почувствовала гордость за то, что у меня такой крестный. Не забывайте, что мне было всего восемнадцать и Эрскин Грир был единственной значительной персоной, с которой я была как-то связана.
– И что же ты сделала? Влепила пощечину или подошла и поздоровалась?
– Второе. К сожалению. Я крутилась около ресторана часа два. Швейцар начал поглядывать на меня с подозрением. Неудивительно: девица, которая месяц не мыла голову, с рюкзаком за плечами. Наконец они вышли из ресторана. Они смеялись. Когда я подошла, Эрскин удивленно вскинул на меня глаза – ему в голову не могло прийти вступать в разговор с такой швалью.
Я сказала, кто я такая, что я дочь Джеральда Форбса, и не успела добавить больше ничего, как он обнял меня и воскликнул: «Моя пропавшая крестница!» Он был само обаяние. Спросил, где я остановилась, и сказал, что они вечером улетают в Рим, иначе он обязательно пригласил бы меня пообедать.
Они оба были так внимательны, так участливы. Эрскин повел меня в бар, заставил выпить беллини – персиковый сок с шампанским, я раньше никогда не пробовала. Мы мило болтали, и вдруг у меня перед глазами встала мама, как бы она сейчас на меня посмотрела! Шампанское ударило мне в голову, я осмелела и сказала: «А вы хоть знаете, что из-за вас умер мой отец?»
– А он что?
– И глазом не моргнул. Посмотрел на меня и сказал: «Сюзанна, твой отец был замечательным человеком, тебе повезло с ним. Но я деловой человек, а твой отец им не был. На мне лежит огромная ответственность, я должен обеспечить процветание фирме. И люди, которые работают у меня, должны мне в этом помогать. Если они не могут или не хотят – а в случае с твоим отцом, я думаю, было первое, – я должен с ними расстаться. Все ясно и просто. Я не надеюсь, что ты меня поймешь или простишь, но факт остается фактом: твой отец не годился для этой работы. И ему пришлось уйти. Ничего лично против него я не имел. И мое отношение к нему не изменилось. А теперь, – закончил он, – если ты допила, я хочу сделать тебе подарок. Что-нибудь полезное для путешествия. Пару туфель или новую сумку. Флоренция знаменита кожаными изделиями.
– И вы пошли в магазин?
– Нет. Я разрыдалась. Не могу объяснить, что я чувствовала в тот момент. Если бы Эрскин Грир сказала, что мой отец – неудачник и его следовало уволить… Но он был так убедителен… Я почувствовала себя предательницей, распивающей шампанское с виновником смерти моего отца, который к тому же кажется мне таким симпатичным. Я разрыдалась и выскочила на улицу. Меня пытались остановить в дверях, какая-то женщина, думала, видно, что я
– И больше вы не виделись?
– Нет, никогда. Хотя нет, кажется, он как-то что-то мне прислал. На мое совершеннолетие я получила конверт на домашний адрес. Он не был подписан. Внутри лежали десять пятидесятифунтовых банкнот. Никакой записки. Не знаю, кто еще, кроме Эрскина Грира, мог бы прислать мне деньги.
– И что ты с ними сделала? Сожгла?
– Ну зачем же?! Я их потратила. Вы плохой отгадчик.
Обратный путь мы проделали в молчании. Странно, мы с Сузи проработали бок о бок три года, а я так мало о ней знал. Внешне она была безмятежной, а на самом деле скрывала свои беды глубоко в сердце. Впрочем, то же самое можно сказать и обо мне. Я не хотел, чтобы обо мне знали больше, чем я хочу. Мой отец провел свою жизнь, пытаясь свести концы с концами, и искал удачи по всему свету. Лаос, Бруней, он побывал всюду, где мог понадобиться квалифицированный специалист-биохимик. Иногда он тащил за собой всю семью, иногда мы оставались в Англии, в каком-нибудь арендованном домишке, ожидая денежных поступлений. В конце концов брак моих родителей дал трещину. Это было неизбежно. У меня даже возникла мысль, что отец нарочно принимал самые негодящие предложения, чтобы испытать на прочность семейные узы, прекрасно зная, что рано или поздно они все-таки порвутся.
Когда мы въехали в черту города, голова Сузи покоилась у меня на плече. То ли она спала, то ли просто таким образом выражала мне доверие. Ее волосы пахли детским шампунем и еще чем-то незнакомым. Это был какой-то старомодный цветочный запах, не похожий на те нефтехимические спреи, которые мы рекламируем в журналах.
Мы въехали на Кембридж-стрит, я подрулил к ее дому и шепнул:
– Сузи?
– Ммм, – сонно отозвалась она.
– Приехали.
Она потерлась лицом о мою щеку.
– Просыпайся, Сузи, – тихо сказал я.
Она открыла глаза. Я остановил машину под фонарем, чтобы видеть ее лицо. Она смотрела на меня немножко рассеянно, но в глазах ее читался вопрос.
– Поднимешься? – спросила она.
– Поздно уже, – ответил я. – Завтра надо будет пораньше встать, чтобы караулить Микки.
– Я хочу, чтобы ты остался сегодня. – Она поцеловала меня в щеку. – Останься, пожалуйста.
Я обнял ее.
– Не могу, Сузи. Просто не могу, поверь. Через несколько дней, ладно? Но не сейчас. После Анны и всего прочего…
– Я так и знала, что из-за Анны, – с грустью сказала Сузи. – Я знала, что у меня нет никаких шансов.
– Прости, Сузи. Если бы Анны не было… – я не закончил.
– Не надо извиняться. Да, конечно, я не Анна. Но не понимаю, почему нельзя остаться. Прости, я разболталась!
В ее голосе зазвенели слезы.
– Это ты меня прости, Сузи.
Я открыл дверцу, вышел и помог ей выйти. Потом мы долго стояли у двери, пока Сузи шарила в сумочке, ища ключи.
– Ну и дурой же я себя выставила, – сказала она.
– Нет, неправда. Ты расстроена, вот и все. Не переживай.
– Ну тогда ладно, – сказала она. – Не буду переживать. – У нее дрожали губы. – Глупо было с моей стороны на что-то надеяться.
Я дружески поцеловал ее в щеку, и она проскользнула в дверь.
– Если он еще через полчаса не появится, покончим с этим и пойдем есть пиццу.
Было уже десять минут второго, а мы припарковались в верхнем конце Ноттингем-стрит в десять. Сузи была права насчет того, что ее машина вряд ли вызовет подозрения. За три часа никто не обратил на нас внимания. В ногах у нас валялась кипа воскресных газет. Сузи читала вслух статью из «Ньюс оф зе уорлд» о том, как справляться с проблемами.