Смертельные гонки
Шрифт:
Однако у Дэйна и Зеттнера нашлась одна общая черта, которая роднила их и которая, когда закончились неизбежные идеологические дебаты, внушила им едва ли не чувство взаимной приязни. Они оба любили поговорить о своей профессии. Дэйна очень заинтересовало, каким образом Зеттнер умудрился перевезти его с парижского вокзала в нынешнюю тюрьму, которая, как выяснилось, находилась в пригороде Вены. Зеттнер с огромным удовольствием просветил «коллегу». Впрочем, абстрактная социальная теория никогда не относилась к числу сильных сторон Зеттнера.
Рассказывая
Оглушенного наркотиками Дэйна связали по рукам и ногам, заткнули ему рот кляпом и запихнули в багажник автомобиля. В машину посадили трех красивых француженок, которые якобы отправлялись в отпуск. Никаких сложностей на границах не возникло, и Дэйну оставалось лишь поаплодировать изобретательности собеседника.
В последний раз выходя из комнаты Дэйна, Зеттнер испытывал нечто вроде сожаления при мысли о том, что человека такого масштаба придется уничтожить, предварительно выжав из него все необходимые сведения.
Немного погодя в комнату степенно вошел улыбающийся Бардиев. Он принес с собой бутылку портвейна и коробку сигар. Они с Дэйном уже встречались один раз в конце Второй мировой: Бардиев был тогда майором артиллерии, а Дэйн – капитаном в Управлении стратегических служб. Они познакомились, встретившись в Берлине на приеме в каком-то посольстве, и обменялись лишь несколькими фразами. С тех пор они часто читали друг о друге в документах секретных служб и рапортах Второго управления. А их мимолетная встреча наполняла эти материалы жизнью и смыслом.
Некоторое время они сидели молча, словно заговорщики. Потом Бардиев, рассматривая тлеющий кончик своей сигары, поинтересовался, что Дэйн думает о Зеттнере.
– Он очень молод.
Бардиев слегка наклонил голову.
– И настроен весьма решительно.
Бардиев снова наполнил стаканы.
– Такой коллега едва ли вызывает у вас особо теплые чувства, – продолжал Дэйн.
Бардиев, поморщившись, пожал плечами. В воздухе повис вопрос. И Дэйн сформулировал его:
– Бардиев, вы можете выпустить меня отсюда?
– Это абсолютно исключено, – заявил Бардиев тоном маклера, вздувающего цену.
– Однако это было бы в высшей степени практично.
– Почему?
– Потому что в этом случае я пообещал бы вам убить Зеттнера.
– Друг мой, вы бредите. Убить Зеттнера! Зачем, черт возьми?
– Чтобы спасти вашу жизнь. И мою тоже, разумеется.
Итак, вопрос был задан, но его пока не приняли всерьез.
– Дэйн, – сказал Бардиев, – вино ударило
– Если моя информация верна, то ваш шеф переведен на афганскую границу. Бардиев, теперь вы – кисть без руки.
– Ах! – воскликнул Бардиев. – Таковы издержки большой политики.
– Вы пережили много политических бурь. Как вам это удавалось в прошлом?
Бардиев задумчиво глядел в сторону.
– Хорошо, скажу яснее, – решился Дэйн. – Неужели вы откажетесь воспользоваться полезным орудием, оказавшимся в ваших руках?
– Мы не стираем грязное белье на людях.
– Речь идет о вашей голове, – настаивал Дэйн.
Снова наступила тишина. Через несколько секунд Бардиев объявил:
– Я не предатель.
– А я и не считаю вас предателем. Вопрос вообще не ставится так.
– Если вы не считаете меня предателем, как вы осмеливаетесь предполагать, что я совершу поступок, который называется предательством?
Бардиев задал вопрос серьезным тоном, глаза его заблестели.
– Я рассуждаю следующим образом, – пояснил Дэйн. – Ваш покровитель в опале. Значит, в опасности и вы. Ваша политическая позиция считается неблагонадежной.
– Временно.
– Да, но ваше желание жить тоже временно. Зеттнер с друзьями, укрепив свои позиции, начнут капитальную чистку. Лучшее, на что вы можете рассчитывать, – это двадцать лет лагерей.
– Меня могут перевести на административную должность в какой-нибудь узбекский городок.
– Это маловероятно.
– Продолжайте, – предложил Бардиев.
– Я не ставлю под сомнение ваш патриотизм. Как раз наоборот, именно на него я и рассчитываю. Кто из вас двоих, по вашему мнению, способен принести больше пользы своей стране – вы или Зеттнер?
– По-моему, я.
– Итак, вы решились.
– Не торопитесь, – хмыкнул Бардиев. – Если кто-нибудь убьет Зеттнера, что выиграю я? Политический курс это не изменит.
– Вы выиграете время, а не мне вам объяснять, как дорого оно ценится. Ветер может подуть и в другую сторону.
– Но не для меня. Особенно когда начнут выяснять, почему я позволил улизнуть заключенному Дэйну.
– А ему позволите улизнуть не вы, а Зеттнер. В конце концов, операцией руководит он. Охранников подбирал тоже он, и он за все в ответе. Всякий его промах будет рассматриваться как тяжкий грех.
– А какой промах допустил Зеттнер?
– Его подвела гордыня. Он не приказал обыскать меня потщательней.
– Да, это серьезный просчет, – подтвердил Бардиев с широкой улыбкой. – Что вам понадобится для побега?
– Очень немногое.
– Шансы на успех все равно минимальны. Мы в тридцати километрах от Вены. Повсюду охрана, собаки, электрические провода.
– Неважно.
Бардиев поднялся и оглядел Дэйна.
– Вы хоть понимаете, во что ввязываетесь? Я ведь могу оказаться опаснее всех зеттнеров на свете!