Смертельный аромат № 5

Тарасевич Ольга Ивановна

– Ириш, как ты? – сдавленным хриплым голосом спросил Ник.

– Хреново. А ты?

– Аналогично. Ну что… Все наши улетели. Я только что из аэропорта. Эмилия сама приезжала. Вид у нее был расстроенный. Она еще раз просила передать тебе свои извинения.

Ира сглотнула поступивший к горлу комок и пробормотала:

– Что поделаешь. Я ее понимаю. Она не могла поступить иначе.

– Еще звонил в полицию. Там все закончено. Мы сможем забрать Катю завтра.

– Гроб закажи, пожалуйста. Самый лучший. Выясни в аэропорту, каков порядок перевозки тела.

– Понял.

Кстати, полицейский говорит – концентрация снотворного в организме девочки была атомная. Очень высокая, понимаешь? Эксперты уверены: препарат сильный, горький. Видимо, сама приняла.

– Да ты что?! Сама? Точно? Я думала, ее отравили.

– Ир… не знаю, как тебе сказать. Короче, я кое-что слышал…

В трубке возникла пауза. Не выдержав, Ира воскликнула:

– Говори же! Я с ума схожу!

– В общем, ситуация такая. Помнишь тот день, когда Весту убили? Мы съемки проводили. Студия рядом с гримеркой. Я убирал аппаратуру. Ты же знаешь, какие у нас стены. Все слышно.

– Ник, ну говори, в чем дело! Что ты нервы мотаешь?! Ни стыда, ни совести у тебя!

– Я слышал, как Катя жаловалась Наталье на прыщи. Та ей написала список каких-то лекарств. Но ты же понимаешь, это ничего не доказывает.

– Захарова?! Но зачем?

– Ир, я сказал, что знаю. Решил, что ты должна быть в курсе. Зачем? Понятия не имею. Считаешь нужным – спроси у Натальи. Да, и еще. Полицейский проверил – не было больше случаев, чтобы в центре у женщин воровали сумочки, да еще ножом при этом размахивали. Такое если и случается – то в арабских кварталах, и то не теперь. Здесь сейчас другие проблемы. Студенты, ну ты в курсе. Полицейский сказал, что направит в Москву все бумаги.

– Час от часу не легче.

– Ты сегодня ела что-нибудь? Пошли, может, поужинаем.

– Не могу, Ник. Сходи один.

Положив трубку, Ира нервно заходила по номеру. Визажист причастна к смерти Кати? Но у нее нет никаких причин убивать девочку. И Весту тогда тоже, получается, убила Наталья? Или прав следователь, который говорил, что смерть Каширцевой не имеет отношения к агентству?

– Значит, это Наталья, – прошептала Ира и покосилась на телефон.

Позвонить следователю? Или лучше самой все предварительно выяснить? Нет, больше никакой самодеятельности. Пусть менты во всем разбираются. Но лучше с ними связаться все-таки по возвращении из Парижа.

В дверь номера негромко постучали, и Ира нахмурилась. Ник, кто же еще. Будет убеждать сходить поужинать.

Распахнув дверь, Суханова вздрогнула от неожиданности.

– Дима?! Ты не улетел, что ли?

– Я войду?

Ирина кивнула. Ей вдруг почему-то сразу стало легче. Знакомый запах «Фаренгейта», сочувствующее осунувшееся лицо, любимые глаза…

– Ириш, я побуду с тобой, пока все уладится. Сдал билет. Подумал: тебе тяжело.

– Спасибо. Знаешь, я подозревала тебя. Но тут кое-что выяснилось…

– Подозревай, – Дима легонько обнял ее за плечи. – Делай все, что угодно. А я просто буду рядом.

Ира закусила губу. Но что она еще могла подумать? Дмитрий не сказал ей о сотрудничестве с Эмилией. Хотя, с другой стороны, он слишком хорошо знает модельный бизнес, чтобы не понимать:

такие происшествия, как смерть Кати, – тайфун, который смывает все.

– Ты говорил со своими девчонками? Как они все это восприняли?

– А как это можно воспринимать? Они в шоке. Ревут в три ручья, Кате сочувствуют. Да брось ты, я в них уверен. К тому же они не знали подробностей предстоящей работы. И только в Париже выяснили, что Эмилия выберет одну манекенщицу. Кстати, а как твоя Лера?

«Наша Лера. Наша! Зов крови – может, он все-таки существует?» – думала Ира, рассказывая о нехитрых проблемах дочери…

Глава 6

1

Париж, 1921 год

Сегодня, в небольшой церкви Сен-Пьер на Монмартре, состоялось наше венчание с Ритой Мейер.

Белоснежное свадебное платье моей жены пахло «Chanel № 5». Я почти не слышал слов священника. Едва не забыл поцеловать Риту. Может быть, приглашенные на венчание многочисленные Ритины друзья-художники перешептывались: «Зачем хозяйке галереи этот нищий юнец? К тому же он не пишет картин». Мне не было до этого никакого дела. Ведь мое божество ласкало меня своим ароматом.

…В тот памятный день я не смог отправиться в мастерскую месье Бо. И дело не в бессонной ночи, проведенной за первыми записями в моем дневнике. Не помню, сколько их было, таких же бессонных, когда я сочинял аромат для Габриэль. Сказать, что я волновался – значило не сказать ничего. То я не смог сдвинуться с места. То, охваченный беспокойством, метался по мансарде. И запахи точно так же кружились в невероятном танце. Я слышал жасмин, розу, мускус. И понимал, что если аромат жасмина действительно доносится с полей, то мускусом в моей комнате пахнуть не может, он слишком дорог. Месье Бо осторожно добавляет его в самые дорогие духи, и я просто не мог принести мускусный след на своей одежде. Я сделался безумным. И был не в состоянии идти в мастерскую. Бог знает что со мной стало бы при виде Габриэль.

Когда жаркое солнце Грасса щедро пролилось в мою комнату, я совсем потерял голову. Хорошенький вздернутый носик моего божества уже узнал запах содержимого пробирки под пятым номером. Свершилось…

Совершенно без сил я лежал, обливаясь холодным потом, на узкой постели и знал: в мою мансарду должен подняться месье Бо.

Он принялся кричать уже на лестнице:

– Жалкое ничтожество! Ты уволен! Не смей больше показываться в мастерской!

Хозяин так и сыпал проклятиями! Потом он опустился на стул и тихо сказал:

– Напиши мне формулу.

Понимая, что свершилось то, о чем я мечтал и во что не верил, я бросился за бумагой.

Мне казалось: месье Бо, остынув, простит меня. Но все оказалось иначе. На фабрике производили мои духи. Стекольщики готовили строгие прозрачные прямоугольные флаконы. А я не мог войти в мастерскую, так как хозяин отдал слугам приказ не пускать меня.

Мне не удалось найти другой работы. Как только закончились деньги, меня вышвырнули из мансарды, и я отправился в единственное место, куда мог пойти.