Смертеплаватели
Шрифт:
— Наконец-то ты догадалась, сестрица, — сказала двойняшка, одобрительно кивнув. — Да-да: Тот, Кто воскрешает, способен сделать это с каждым из нас и дважды… Разве не так?
— Зачем ты… похитила меня? — придя в себя от ласкового обращения хозяйки, спросила Зоя. — Разве я не пришла бы к тебе по первой просьбе, как хожу ко всем, кто ищет моей помощи?…
Женщина на ложе рассмеялась по-актёрски звонко и мелодично, словно позируя.
— Но я не нуждаюсь в твоей помощи, дорогая! Наоборот, хочу помочь тебе: ведь мы с тобой больше, чем сёстры…
— И всё-таки…
— Ты могла испугаться моей недоброй славы, — сказала Зоя-вторая. — Люди не любят тех, кто живёт свободно и весело, и распускают о них
Настал черёд Зои усмехнуться — добродушно и снисходительно, как в разговоре с хвастливым ребёнком.
— Если мы с тобой ближе, чем сёстры, — ты должна знать, что подобные вещи меня не восхищают. Даже наоборот… — Она подобралась, собираясь вставать. — Прости меня, но… я должна вернуться домой до ночи. Иначе мать с отцом станут беспокоиться. Да и граф Робер может прислать кого-нибудь — он часто…
— Граф Ро-бер!.. — фыркнув, словно злая кошка, и внезапным сверканием глаз обнаружив свою истеричную, неистовую натуру, перебила Зою женщина-близнец. — Только и свету у тебя в окошке, что этот рыжий боров, который нас изломал и убил!..
— Но ведь ты знаешь: один раскаявшийся дороже Господу, чем…
— Знаю, всё знаю! — вновь прервала копия. Налив из кувшина вина в две чаши бело-синего, просвечивающего серского [73] фарфора, она залпом выпила до дна свою. — Зубрили, слава Богу, в детстве под палкой воняющего чесноком кир Михаила… Нет, — я хочу подарить тебе другое. Совсем другую жизнь… Выпей, и пойдём со мной!
73
С е р с к и й — китайский (Китай в Византии называли Серика, Страна шелка).
Дальнейшее представилось Зое тяжким сном, когда знаешь, что это сновидение, и хочешь проснуться, но не можешь; не хватает воли вырвать себя из удушливого бреда… Её заставили выпить вина с пряностями. Вслед за чёрным рабом, в сопровождении другого негра, хозяйка и гостья прошли долгими коридорами, озарёнными светом лампад, много раз свернули за угол, — дом, должно быть, занимал чуть не целый квартал, как это водилось у больших столичных вельмож. Спустились по ковровым ступеням к арке. За ней, в рассеянном свете, мешались плеск воды и гул молодых голосов под каменным, рождающим эхо сводом…
— Тут у меня всё, как у римских патрициев, — гордо сообщила Зоя-близнец, входя под арку. — И кальдарий, и тепидарий, и фригидарий [74] , и… сады Приапа [75] !
Перед Зоей предстал сводчатый зал, сплошь красновато-рыжего, с кровяными прожилками мрамора. Мозаика на вогнутом потолке изображала хромого Гефеста, заставшего свою жену Афродиту в объятиях воинственного Ареса (Зоя сразу потупилась, столь бесстыдно-натурально сплетались розовые тела). По полу также вился мозаичный узор, с венками и Эротами в медальонах. Посередине курился паром прямоугольный, окаймлённый ступенями бассейн.
74
К а л ь д а р и й, т е п и д а р и й, ф р и г и д а р и й — разные отделения в римских термах (банях), соответственно горячее, тёплое и холодное.
75
П р и а п — в античной мифологии божество производительных сил природы и телесной любви, изначально — просто фаллос.
Зал не был пуст, в нём резвилось или отдыхало не менее дюжины рослых, с развитыми
Хозяйка успокоительно махнула рукой — мол, считайте, что нас нет…
Оторопевшую от обилия мужской наготы гостью Зоя-вторая подвела к ближайшей нише, усадила на застеленную мягким скамью, сама опустилась рядом:
— Передохни, сестричка, приди в себя. Понимаю, о чём-то подобном ты только читала — у Петрония, у Апулея… — Двойняшка обняла Зою за плечи, но та достаточно резко высвободилась и потупила взгляд.
Зоя-копия снисходительно покачала головой:
— А-а, осуждаешь блудницу Вавилонскую… Думаешь, если Страшный Суд близок, значит, пора покаяться и надеть рубище?… Зря, зря…
За подбородок, нежно, но твёрдо взяла Зоя-вторая упрямую «сестрицу», заставила встретиться взглядом… Почти страшно было Зое глядеть в эти глаза, тушью густо подведённые до висков, с веками, присыпанными алмазной пылью; а страшнее того — слушать свой голос, говорящий вкрадчиво:
— Вообще, интересный у нас получается Судный День… Потомки встречаются с предками, наша добрая столица скоро вырастет на пол-Греции; все воскресшие благополучно живут, работают, пируют, затевают интриги, влюбляются… И это, по-твоему, похоже на написанное в Евангелии?! Разве не помнишь? «Как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого»… — Ближе склонилась женщина-двойник, и Зоя с трепетом узнала под слоем белил, слева от носа, маленький косой шрам, оставшийся после того, как пятилетней девчушкой она убегала от злой собаки и упала на камни. — Подумай, милая! Освободи свой ум от страха — и рассуди: не сбывается ли совсем иное, также предсказанное?! «И дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем»…
Запах духов и благовоний близнеца, и без того сильный, в нагретом тепидарии становился удушающим. Зоя отклонилась, насколько могла, и, собрав всю свою решимость, ответила:
— Нет, сестра, прости — в дурное я не поверю. Ангел Господень ввёл меня в горний Иерусалим. Я внимала речам Искупителя и видела Его крестные раны. Нам ли судить о Его намерениях? Суд может начаться, когда вся земная нива заколосится для жатвы…
— Внимала, видела… — Взгляд Зои-второй блеснул капризным бешенством. — А что ты видела-то? Вспомни отцов-пустынников, отшельников Фиваиды! Читала жития? Ну-ка!.. Кто подчас являлся им в виде ангелов и даже самого Царя Небесного? Откуда ты знаешь, в чьём царстве ты побывала на самом деле?…
Вскрикнув, Зоя спрятала лицо в ладонях.
— То-то же… Небось, сама об этом думала, да самой себе не признавалась! Всё-таки, ты — это я, а я — это ты, только свободная… Ну, ничего. Я тебе обещала помочь — и помогу.
Гибко поднявшись (Зое-первой и не снились столь грациозные движения), хозяйка сбросила с плеч накидку, взялась за пояс туники. Спокойно оголила плечи, и туника упала на пол. Как ни была возмущена и подавлена Зоя, женским глазом она против воли отметила, что тело двойняшки находится в значительно лучшей форме, чем её собственное. Хорошая пища, гимнастики, мази и притирания сделали гетеру гибкой и округло-соблазнительной; кожа была подобна нежной кожице персика.