Смертеплаватели
Шрифт:
Виола. Валяй, что с тобой делать, варвар… Ты понял, почему я вспомнила о бессмертии?
Алексей. М-м-м… мне будет приятно, если ты объяснишь.
Виола. По-моему, тебе просто нравится смотреть на мои губы.
Алексей. И возражать не буду. Я бы их съел…
Виола. Стоп, стоп, — потом будем целоваться, сначала лекция. Итак, в отличие от своей первой жизни, все воскрешённые бессмертны. Только пока что не знают об этом. Все избавлены от старения и физической смерти…
Алексей. Так это же, по-моему, наоборот, — закрепит дикость и невежество! С каждым столетием
Виола. Я таких Щусей видела, знаешь, сколько? Лет по пятьсот и больше…
Алексей. Тем более. Ну, так Степан Денисович простой уголовник, и вред от него небольшой. А ты представь другое! Вот страна. Сидит на троне какой-нибудь, не по титулу, а на самом деле вечно живущий царь царей… а кругом вечные пахари двести миллионов лет подряд пашут землю, и вечные пастухи пасут бессмертных коров, пока не погаснет Солнце, и вечные рабы строят стотысячный Персеполис или Тадж-Махал…
Виола. Впечатляюще. Просто поэзия… Только, знаешь, ничего этого не будет.
Алексей. Да почему же?!
Виола. Да потому, что опыт теперь непрерывен. Понял? Была когда-то поговорка: «История учит только тому, что она ничему не учит». Правильно, для смертных — это так: старики умирают, а молодые повторяют все глупости и ошибки заново, потому что знают о прошлом только в теории. А здесь — все рядом со всеми, самые старые рядом с самыми юными! Прослойка мудрых долгожителей действительно растёт, но во благо своим потомкам… Концентрация исторического опыта — без потерь. Всегда рядом — свидетели и участники любых событий прошлого! Беспамятность будет убавляться с каждым годом…
Алексей. И молодое веселье — тоже, и наивность, и способность удивляться… Мир сплошных дряхлых старцев, дряхлых прежде всего душой, угасших, ко всему равнодушных. Те же свифтовские бессмертные маразматики, струльдбруги, только в здоровых телах. Они тебе не вспоминаются?…
Виола. Представь себе, нет. Зато ты мне напомнил трусливые мыслишки одного психиатра, кажется, двадцать первого века. Как-то прочла случайно его книгу… «Если смерти нет, то жизнь бессмысленна, а культура, передача опыта, рождение новых людей и прочее — совершенно не нужны вечно живущим. Вообще, на сколько лет жизни человеку хватит воображения? Вот ему 200 лет, что его будет интересовать? Следующие 800, проведённые так же хорошо?…» И так далее, в том же духе…
Алексей. Ха, теперь ты мне напомнила… Какой-то третьеразрядный поэт двадцатого века вообще решил, что только страх перед смертью делает человека нравственным. У меня в видеотеке есть один мюзикл, так там песенку поют на его стихи: «И смерти нет, и совесть там не властна, и, что бы ты ни сделал, всё прекрасно»… Можно подумать, что не краткость жизни заставляла слабых духом пытаться взять от жизни всё, даже ценой преступления!.. Нет, я не за прежнюю мимолётность, 70–80 жалких лет. Но всё-таки: тебя ничто не смущает… в бессмертном будущем? Не лично тебя, ты, может, вообще у нас биорг или что-то в этом роде…
Виола (с издевательским поклоном). Спасибо!
Алексей. Это тебе за «трусливые мыслишки»… Ну, ладно, давай серьёзно. Допустим, все,
Виола. Нет, не боимся. «Остаться» и «вечно» — понятия несочетаемые… Человек не сможет быть бессмертным, — или действительно полезет в петлю от однообразия жизни, — если сам по себе, как личность, не будет вечно изменяться. Теперь каждый из нас, дружочек, — отдельный биовид и будет проходить свою эволюцию. Динамика — только начало… вроде выхода рыб из океана на сушу. Главное впереди. Победил смерть — победи пространство и время; справился с ними — пробивайся в другие вселенные. Можно и по-другому вечно двигаться, скажем, расширять и видоизменять свою психику. Полигомы — это, опять же, только начало… Мы будем меняться беспрерывно, а значит, и омолаживаться, и не терять интереса к жизни.
Алексей. Н-да, прелестно… А во имя чего, позвольте узнать? Какой-нибудь целовальник времён Тишайшего или турецкий банщик тебя спросит: да на кой леший, вариант — на кой шайтан мне твои другие вселенные?! Стимул, стимул для изменений — какой? Чтобы навечно хватило, чтобы каждого завтрашнего дня эти бессмертные стали ждать, как праздника?!
Виола. А вот тут я тебе, натурально, не скажу ничего нового. Стимул, и цель, и путь — в постоянном и безграничном одухотворении. Каждого, каждого, каждого…
Алексей. «Такие старые слова, а как кружится голова!..» Одухотворение, дух… Знаешь, в моё время были большие любители поминать на каждом шагу дух и духовность. Когда я их слушал, мне, как Герингу при слове «культура», хотелось схватиться за пистолет. Что это такое — дух? Образование, знания, интеллект, религиозность, мораль… всё, что ли? И этого хватит, чтобы в здравом уме и радуясь жизни пережить галактики?…
Виола. Скажем пока так: дух — это чисто человеческое; то, что выходит за предел биологической программы, автоматизма зверя. Всё большая — с каждым шагом — возможность творить, и созидать, и чувствовать от этого наслаждение, несравнимое с пассивным, потребительским. И это, заметь, при постоянном уменьшении негатива, тёмной, угнетающей стороны бытия…
Алексей. И так без конца?
Виола. Без него. А какой, собственно, может быть конец, когда ты идёшь к всесилию, всезнанию, вездесущности?…
Алексей (посидев молча, с опущенной головой). Память у меня действительно улучшилась, стала, как никогда… Я, как и ты, вспомнил одного древнего писателя. Двадцатого века. Он был очень знаменит, да, — единственный большой фантаст в своей маленькой стране… Один из его героев путешествует по звёздам и встречается с разными забавными цивилизациями. Но под смехом там — серьёзная философия… Ну, так вот: в одном путешествии он попадает на планету, где решены все научно-технические проблемы, волновавшие предыдущие поколения. Скажем, там есть «ресурекционное» поле, собирающее заново живого человека из праха…