Смертники доброй воли
Шрифт:
— Дилайла, моя личная просьба, объясни деткам про субординацию, — сказал Бельфегор, усмехаясь углом губ и всё так же глядя на закипавшего Кристиана. — Ещё молоко на губах не обсохло, а всё туда же.
— А ты много ли навоевал, самопровозглашённый генерал? — вступился за кузена Адамас, и Джей поспешил вмешаться:
— Приношу свои извинения за несдержанность. Путём учения это будет искореняться в первую очередь.
— Надеюсь, — хмыкнул Бельфегор и наконец отвернулся от младших Страховых. — Моё присутствие больше не нужно?
— Нет, ты абсолютно свободен, — великодушно
— Чтоб первый и последний раз! — грозно посмотрел на подростков Джей, невольно чувствуя себя воспитателем в детсаду, и те под его пылающим взглядом неохотно кивнули.
— Ладно, раз с этой формальностью покончено, — заговорила Табита, — я попрошу Дилайлу отвести мальчиков на их кровати в бараке, а Джей сейчас кое-где отметится и переходит под крыло Эриха.
— Ты не представляешь, как это здорово, что мужского управления в этом бабьем царстве прибавилось! — Эрих обхватил Джея за плечи, радостно улыбаясь, а тот смотрел вслед уходящим подопечным и пытался разработать хоть какую-то стратегию по их укрощению.
Дилайла молча вывела Адамаса и Кристиана на улицу и заговорила уже там, по пути к жилым баракам.
— Господа курсанты, вы всё-таки полегче с Бельфегором, — усмехнулась она, один раз оглянувшись. — Он у нас нетерпимого характера и вполне может без суда и следствия записать вас в свои личные враги, а я бы никому не советовала в них попадать…
— И что он сделает? — фыркнул Кристиан. — Ему за это же такой пендель от вышестоящих прилетит, что останется только слёзно просить прощения. Мы же «дети», с нас взятки гладки!
— После семнадцати вы уже ни в одном месте не будете детьми, а осталось-то! — прыснула со смеху тера, и Адамас наконец уверился, что с ними та самая беспокойная и вечно весёлая стажёрка его отца, восемь лет когда-то буквально на одну ночь переступившая порог их дома и запавшая ему в душу на всю последующую жизнь.
— Ты правда считаешь, что родители даже в таком случае за нас не вступятся? — спросил он Дилайлу, и та замотала головой.
— А с твоего отца, да и с его брата, станется. Чтобы преподать урок, знаешь. Хочешь проверить?
— Честно, я здесь именно потому, что перегнул палку его терпения. В плане Пикеровых явно экспериментировать не стоит, — Адамас закатил глаза, и Кристиан зло отозвался:
— А вот я теперь с удовольствием. Даже любопытно посмотреть, придумает ли отец какое-то наказание, не опираясь на своего брата.
Они уже были у входа в барак с синим шильдиком, и Дилайла, ещё раз оглядев одновременно обоих, демонстративно вскинула брови и покачала головой.
— Мда, подростков с такими кризисами переходного возраста нам ещё не попадалось. Что ж, тем интереснее!
— Так это что, Дилайла, тебя прямо из мицевского интерната сюда забрали? — полюбопытствовал Адамас, и она кивнула.
— Пятеро здешних — мои личные воспитанники. Это должен был быть мой последний выпуск, но руководству срочно были нужны особенные педагоги, которые смогли бы поладить с обеими сторонами одновременно. Так что я не стала отказывать. Но, если бы вы вот такими приехали от меня,
— Все претензии к твоему бывшему куратору, — криво улыбнулся Адамас, и от задумчивого, пронзающего до последней клеточки взгляда Дилайлы, в одно мгновение сменившего её общий радостный настрой, ему стало не по себе.
— Ты очень изменился, Адамас, — тихо проговорила тера. — Как будто случайно при росте прихватил из почвы не только питательные вещества, но и смертельный яд, да так с ним и сросся.
— Да ты тоже на себя не очень похожа. Ты была веселее, — парировал Адамас и отвернулся в сторону барака. — Мы теперь тут будем жить?
— Да, ближайшие полгода, — тон Дилайлы опять в один миг поменялся и стал будничным. — Ваша двухэтажная кровать с краю, сейчас покажу. Сегодня воскресенье, так что подъём в восемь, а не в семь, ещё почти два часа можете поспать. А там найдите себе кого-нибудь, кто вам всё покажет и расскажет, у нас тут хорошие ребята, выбирайте любого! Занятия с понедельника, сегодня отдыхайте.
Тера отворила не издавшую и шороха дверь и прошла в полутёмный барак. Почти сразу она зажгла свет у самых крайних кроватей — там в углу была бра и под ней пустая большая тумбочка. Кровати оказались застелены, в остальных, занимавших барак по обе стороны, спали такие же подростки, как Адамас и Кристиан, — или по крайней мере делали вид, что спят.
— Удачи, — попрощалась полушёпотом Дилайла и исчезла. Адамас свалил на пол свою сумку и, прежде чем успел сказать Кристиану хоть слово, услышал:
— Чур моя верхняя!
Спорить было трудно: Кристиан уже был там и накрывался одеялом, даже не удосужившись раздеться. Сам себе улыбнувшись (выкрутасы кузена по-другому было и не вытерпеть), Адамас при свете бра быстро разделся и, вдруг ощутив, как сильно он устал от сегодняшней ночи и утра, рухнул спать.
Ровно в восемь в бараке начал по нарастающей играть звонок, но Адамас проснулся не из-за этого: он сквозь сон кожей ощутил, что его разглядывают. Открыв глаза, в которые поспешил ворваться яркий солнечный свет, хорон проморгался и увидел, что у его кровати столпился чуть ли не весь барак во главе с угольно-чёрным хаеном с яркими белыми полосами на обнажённых сухих руках, примерно такими же яркими зубами, оскаленными в задиристой улыбке, и целой кипой тёмно-каштановых дредов вместо привычных взгляду волос.
— Ну привет, новенькие! — насмешливо поздоровался хаен. — А этот, верхний, спускаться собирается?
Прежде чем он закончил предложение, Кристиан уже спрыгнул на пол и смерил его презрительным взглядом.
— Чего надо? — недружелюбно спросил он, и Адамас поднялся на локтях, оценивая собравшихся и их возможные намерения. Увидев их рядом друг с другом, хаен расхохотался и подтолкнул рядом стоящего парня-тамаса под руку.
— Не, ну ты глянь, почти близняшки! Как вас зовут-то хоть, хоронский перевес? Случаем не Гензель и Гретель? Причём Гретель точно ты! — он ткнул пальцем в сторону длинноволосого Кристиана, которому непослушная прядка опять закрыла обзор, и тот сжал кулаки, явно готовясь именно на них объяснять, кто есть кто.