Смертный бой. Триколор против свастики
Шрифт:
— Который год он уже у тебя? — улыбнулся шеф.
— Четвертый.
— А детенышей чего не заводите? — влез Фил.
— Вернусь — сделаю. И не одного, — ответил я.
Вполне честно и искренне ответил.
И тут до меня доперло.
— Марлен, а почему аська работает? У них же серваки в Израиле! Были…
— Леш… Война закончится — я тебя уволю на фиг. За непрофессионализм. Наши уже давно аську выкупили, и серваки сейчас в Москве. Запустили вот на днях.
Я только вздохнул в ответ:
— Шеф, если мое увольнение поможет войну закончить — увольняй прямо сейчас!
— У меня печати нет! — ответил Марлен и показал мне язык.
Так мы и трындели аж до четырех утра.
Проходя мимо взлетки, Фил не удержался и щелкнул несколько кадров — бульдозеры растаскивали в стороны остатки какого-то сгоревшего самолета. Мы же с Марленом пристали к пробегавшему мимо солдатику.
— Стоять, боец! Это что за самолет?
В ходе непродолжительной беседы выяснилось следующее.
Псковских десантников кинули самолетами в Литву. Но, пока договаривались с литовцами насчет всяко-разных дипломатических условностей, танки Гота, не встречая никакого сопротивления, вышли к самому Вильнюсу. Хрен его знает, где в это время была вся литовская армия. На пикнике, наверное. В итоге, когда первый Ил-76 уже катился по взлетно-посадочной, его в упор расстреляли немецкие танки. Второй, благодаря охрененному мастерству летчика, сесть не успел. Ушел на высоту. Пришлось высаживаться в Риге. И уже оттуда форсированным маршем переться к Вильнюсу, который в этот момент уже атаковали части Калининградского фронта. В конце концов немцы засели в городе, словно под Сталинградом. Вильнюсский котел, ага. Интересненькое дело. А почему на штурм наши не идут? А оно это зачем? Наших бойцов класть — оно нам надо? Хватит с нас Грозного образца девяносто пятого года. Можно, конечно, этот самый Вильнюс раскатать в ровную площадку. Но, во-первых, сей град под защитой ЮНЕСКО. Типа исторический памятник и все такое. Ну, как обидятся юнесковцы да и к немцам присоединятся? Шучу я так нелепо. Извините. Самая главная причина — в Вильнюсе полно людей. Литовцев. И не только литовцев. Немцы ими как щитами прикрываются. Ну и кому хочется стать палачом детей и женщин? Собственно говоря, получили второй Беслан. С единственным отличием. Никаких от немцев требований. Сволочи, млять, эсэсовские… Ну, или вермахтовские. Какая разница между этими двумя сучностями? По факту — никакой. И не надо мне тут исторические лекции рассказывать. Что вижу — то и пою.
Когда подошли к зданию аэропорта, у меня зачем-то разболелась башка.
Пока мужики искали штаб, пошел искать аптечный киоск. К сожалению, аптекаря не было. Поэтому за родимый цитрамон расплатился звоном разбитого стекла витрины. На это мое преступление против чьей-то собственности никто не обратил внимания.
И вы будете смеяться, но в штабе, расположившемся на втором этаже здания, нас приняли буквально с распростертыми объятиями.
— Этого говнища мне еще тут не хватало! — загрохотал жутко знакомый бас.
Это нас так генерал-полковник Шаманов встретил. Да, сам командующий ВДВ. Сердце мое свалилось в пятки, и, наверное, только поэтому я сделал шаг вперед, опережая Марлена.
— Товарищ генерал-полковник! Не узнаете?
Твою мать… Ну и взгляд у него. Таким взглядом можно крепостные стены ронять.
— Кто такой?
— Это… Вы мне часы именные вручали второго августа. Помните, товарищ генерал?
— Часы? Какие еще, в задний бампер, часы???
— Вот… — дрожащей рукой я снял свои «Командирские» и протянул ему. Шаманов недоуменно
— Иванцов я… Который «Десантуру-42» написал…
— Итить твою кочерыжку, — задумчиво повертел часы Шаманов. — И что?
— Вот… Приехали… То есть прибыли для освещения боевых действий наших десантников…
Генерал поморщился. Подумал. Потом повернулся к офицерам, сгрудившимся вокруг большущего стола.
— Эй! Майор! Подь сюда! Тут тебе подмога пришла…
Майор… Ага… Генерал-майор! Маленький толстенький простывший заместитель по воспитательной работе. Он нам и поставил боевую задачу. Мля… Ну и зачем было переименовывать замполитов в замвоспиты? Кого мы сейчас будем воспитывать? Немцев, что ли?
А задача оказалась проще некуда.
Подготовить пропагандистское обращение к окруженным немцам. Как водится, мы сначала разорались:
— Леха! Ты у нас немец или кто? Вот и пиши своим брателлам!
— Марлен! А ты не это… Не уху ли ел? На себя посмотри, крымский ты татарин!
— Фил! А ты вообще заткнись! — заорали мы с шефом на Фила, который выцеливал своей «дурой» занятные персонажи для фоторепортажа.
Нормальная такая журналистская планерка.
В итоге нас выгнали на фиг. И хорошо, что выгнали. Мы спустились на первый этаж и обнаружили там почти не разграбленный «дьюти-фри». Не, оттуда, конечно, выносили время от времени какие-то ящики бойцы. Святое дело. Но и нам немного досталось от щедрот божьих. Лично я урвал бутылку рома. Марлен честно стыбздил вискарь, а Фил ограничился каким-то ликером.
— Люблю сладкое! — пояснил он, когда мы уселись на пол, среди каких-то раскиданных бумаг. За огромными окнами ревели моторами самолеты.
Я открыл бутылку. Нюхнул. Блин. Люблю я ром… Это я еще в студенчестве мечтал о нем, прочитав Ремарка: «Ром — молоко солдат». Я, конечно, вояка недоделанный, но кто откажется от халявного рома…
— Леха! Хорош пить! — рявкнул шеф. — Поехали.
Ну и поехали, чо думать. И никто из нас не бросал автоматы на бетонный пол. Орали, лаялись, отхлебывали, а пальцы оглаживали предохранители. Автоматы на автомате, да…
Аж два часа рожали идею. Непозволительно долго. Особенно для журналистов. Особенно для «выпимших» журналистов. Особенно для контуженых «выпимших» журналистов. Особенно…
Vor der Kaserne Vor dem grossen Tor Stand eine Laterne Und steht sie noch davor So wollhn wir uns da wieder sehen Bei der Laterne wollen wir stehen Wie einst Lili Marleen…— Дойчен камраден…
— Какие они тебе, ядрену …опу камрады?
— А мне как их называть-то?
— Геноссами, гы-гы-гы!
— Да иди ты!
Unsere beide Schatten Sah"un wie einer aus Das wir so lieb uns hatten Das sah man gleich daraus Und alle Leute sollen es sehen Wenn wir bei der Laterne stehen Wie einst Lili Marleen.— He… А если так? Всю правду им рассказать?
— Ты бы поверил?
— Так они уже чего только не увидели!
— Леша! Человеческая психика имеет одну особенность. Объяснять происходящее в знакомых интерпретациях.