Смешенье
Шрифт:
– Его дом в Лейпциге, – сказана Элиза. – История длинная – куда длиннее, чем про де Жекса и гарпун.
– Не знаю, стоит ли и мне в качестве встречной меры рассказать о кой-каких новостях с той стороны пролива.
– Мсье, я буду в восторге! – воскликнула Элиза, оживляясь. – Как не похоже на вас – что-то рассказать по собственному почину!
Даниель покраснел, но продолжал:
– Мои университетские годы прошли в страхе перед графом Апнорским. Конечно, он давно погиб в битве при Огриме. Однако несколько дней назад мне почудился его призрак на одном из бастионов лондонского Тауэра. Затем я подумал, что это может
– В таком случае Англия теперь уж точно его не забудет, – сказала Элиза. – Интересно, выпустят ли его из Тауэра живым.
– Будь я любителем заключить пари, я бы поставил на то, что выпустят и он ещё до лета вернётся на эту сторону Ла-Манша. Да, его некоторое время подержат под замком. Может быть, даже будут судить. Однако доказательств его участия в заговоре не найдут.
– К чему вы мне всё это рассказали?
– Так случилось, что я однажды тоже сидел в Тауэре. Ко мне в камеру подослали убийц. Однако их не пропустил старый сержант Блекторрентского гвардейского полка, некий Боб Шафто, которого, я полагаю, вы знаете.
– Да.
– Мы с ним заключили своего рода договорённость: он поможет мне разделаться с моим кошмаром – покойным Джеффрисом, а я ему – отыскать некую девушку…
– Я знаю эту историю.
– Отлично. В таком случае вам известно, что она рабыня и принадлежала графу Апнорскому, а после его гибели при Огриме перешла, вместе с другим имуществом, к Ширнессу. Полагаю, что она по эту сторону Ла-Манша, в доме графа.
– Да. И чего вы от меня хотите, доктор Уотерхауз?
– Блекторрентский полк уже несколько лет в Испанских Нидерландах, сражается всякий раз, как альянсу удаётся наскрести денег на нули и порох. Я подумал, возможно, вы знаете способ передать сержанту Шафто весть, что владелец Абигайль в Тауэре и не может защищать свою собственность на Континенте. Поскольку в военных действиях сейчас затишье, может представиться возможность…
– Возможности уже были, но он не поспешил ими воспользоваться, – сказала Элиза, – поскольку опекал племянников и не находил способа выполнить столько обязательств сразу. Теперь племянники, наверно, уже выросли. Может быть, он готов.
– Вероятно, это очень мучило их дядю, – задумчиво проговорил Даниель.
– Да. Но в каком-то смысле упрощало ему жизнь, – ответила Элиза. – Считайте, что ваше поручение выполнено и ваш долг погашен.
– Спасибо, ваше сиятельство.
– Пожалуйста.
– Что-нибудь ещё?
– Ничего такого, с чем я посмел бы обратиться к любой другой герцогине… и вообще к женщине. Однако вы интересуетесь деньгами – вот вам диковинка.
Даниель сунул руки сразу в оба кармана панталон, вытащил две пачки банковских билетов и протянул их Элизе, как на весах. Купюры были похожие, но неодинаковые. Очевидно, в последнее время лондонские гравёры без работы не сидели: билеты были оттиснуты с медных клише неимоверной сложности: многие мили линий вились в тесном пространстве плотно, как семенные канальцы в яичке. На бумажках в одной стопке красовалась богиня с трезубцем, восседающая на куче монет. «Даже по барочным стандартам – величайшая пошлость, какую
– Виги, – сказал Даниель, потрясая билетами Английского банка, – и тори, – встряхивая второй пачкой.
– У вас даже деньги разные?!
– Английский банк, как вы знаете, был основан два года назад, когда альянс победил на выборах. Его обеспечивает – эти билеты обеспечивает – способность государства собирать деньги от налогов, лотерей, рент и что там ещё измыслят умники из альянса. Чтобы не отставать, тори учредили свой собственный банк, обеспеченный…
– Землёй Англии? Как похоже на тори.
– Постоянство – главное их качество.
– Любопытно. Стоят ли эти бумажки хоть сколько-нибудь?
– Как всегда, вы смотрите в самую суть. За отсутствием других денег они и впрямь имеют хождение в Лондоне. Маркиз Равенскар вручил мне их с просьбой показать вам и… и…
– Обменять на звонкую монету? – Элиза рассмеялась. – Каков наглец! Так это эксперимент! Натурфилософский опыт. Он хочет, чтобы вы в поездке по Европе провели для него кое-какие исследования – выяснили, верит ли кто-нибудь за пределами Англии в то, что здесь написано.
– Примерно так. Я очень рад, что вам весело.
– Позвольте спросить вас, доктор, каков курс обмена между деньгами вигов и тори?
– Э… Сейчас на один такой… – Даниель поднял билет Земельного банка, – можно купить довольно много таких, – (указывая на билеты Английского банка). – Многие считают, что Английский банк рухнул, а Земельный укрепляется.
– То есть что альянс проиграет ближайшие выборы, а Гарлей приведёт тори к победе.
– Не смею опровергать – как ни хотел бы противоположного.
– Тогда я куплю несколько этих в обмен на переводной вексель в талерах, подлежащий оплате в лейпцигском Доме Золотого Меркурия, – сказала Элиза, указывая на билеты Земельного банка, – с тем, чтобы сразу поменять их на много таких. – Она облизала палец и начала пересчитывать билеты из другой стопки.
– Вы верите в вигов? Роджер был бы счастлив.
– Я верю в Исаака Ньютона, – сказала Элиза.
– Вы о его назначении в Монетный двор?
– Скорее о дифференциальном исчислении.
– Как так?
– На самом деле всё определяют производные, не так ли?
– Производные ценных бумаг?
– Нет, математические! Ибо для любой числовой величины – например, расстояния – существует производная, то есть скорость её изменения. Как мне представляется, английская земельная собственность – постоянная величина благосостояния. Коммерция – производная: подъём, прирост, скорость изменения богатства страны. Когда торговля в упадке, скорость изменений мала, и деньги, ею обеспеченные, ничего не стоят. Отсюда перекошенный обменный курс, о котором вы говорите. Однако когда торговля процветает, всё приходит в стремительное движение, производная устремляется вверх, и деньги, обеспеченные ею, мгновенно дорожают. С приходом Ньютона работа Монетного двора может только улучшиться. Коммерция, замершая из-за отсутствия денег, воспрянет хотя бы ненадолго. Обменный курс качнётся в другую сторону, и я успею получить прибыль.