Смоленская Русь. Княжич 1
Шрифт:
– В производстве искусственных драгоценных камней вы возьмёте на себя поставку только лишь горного хрусталя, – объяснял я замершим напротив тройки бояр–стеклодельщиков, – всё остальное будет поставляться от моих производств.
В принципе, можно было обойтись и без немцев, используя вместо горного хрусталя растворимое стекло, но мне хотелось получить сравнительные результаты, локализовать производство, завязав его целиком на местные ресурсы – можно в любое время. Сейчас терять темп, растрачивая силы на дополнительные производства, если можно обойтись покупкой сразу готового
– Да где же мы княжич, возьмём ентый горный хрусталь? – наигранно удивился ростиславльский боярин.
– Будто ты не знаешь! Я лично узнавал, немцы им на своём Смоленском дворе торгуют, в их немецких горах такого добра хватает.
– Так он не малых денег стоит!
– Ну, так и что? Если вам не нужны поддельные драгоценные камни …
– Нужны–нужны! – разом ответили все трое. Только потом Андрей Микулинич усомнился. – Гоже ли это будет, княжич, нам подделками торговать?
– Какие подделки? Всех покупателей мы будем сразу честно предупреждать, что эти камни не настоящие, поэтому и цену сделаем на них много дешевле стоимости природных камней. – Сразу нашёлся я с ответом.
– Ну, коли так, то пойдёт! Раскошелимся мы на горный хрусталь, потом–то, что от нас потребно будет? – глаза Андрея Микулинича зажглись от интереса.
– Ничего более! Все остальные вещества я вам предоставлю. А дальше дело станет за вашими мастерами. Это производство сразу развернём, под охраной, в Зарое. Ни к чему рисковать, производя каменья в Смоленске, Андрей Микулинич, на твоём подворье.
– Как скажешь, княжич, ты теперь старшой в нашей братчины, – не довольно протянул Андрей Микулинич.
– Да и ещё, – я стукнул себя по лбу, – во многих камнях будет присутствовать кобальт, что в переводе с немецкого означает «злой дух, домовой». Эта руда не поддаётся выработке на металл, и металлурги Гарца её просто выкидывают, об этом мне рассказал мой чешский штейгер. Ты, Андрей Микулинич, с ним знаком, я его отправил с твоими людьми стекольный и формовочный пески искать. Через пару недель чех должен вернуться, потом я его отправлю на родину, чтобы он в Гарце, побольше закупил бросового кобальта.
– На кель нам этот кобальт? – копыский боярин.
– Кобальт придаёт стеклу синюю окраску.
– А! Тогда да! – бояре согласно закивали головами, такая «руда» им нужна.
– Владимир Изяславич, а какие именно каменья мы будем делать?
– К примеру, искусственный аквамарин. Необходимо сплавить вместе толчённый горный хрусталь, соду, сульфат натрия, сурик, селитру, окись железа,свинцовую соль и кобальт, но вместо кобальта можно обойтись медной солью (углекислой медью). Всё это у меня есть или я могу это произвести в своих химических мастерских. С вас только – горный хрусталь.
Бояре слушали малопонятные названия с благочестивым трепетом.
– Примерно такой же состав и по другим камням. Для искусственного опала потребуется дополнительно пережжённые кости и хлористое серебро, это я могу произвести самостоятельно. Для искусственного сапфира и изумруда, тоже, всё, что надо есть. Для искусственного лазоревого камня потребуется кобальт.
– Пускай твои люди, ищут марганец или его руду – пиролюзит (от греч. pyr – огонь и luo – растворяю).
Мы тоже будем купцов спрашивать! – откликнулись и двое других бородачей.
– Хорошо! Побыстрее перебирайтесь в Зарой. Как всё оборудование там установите я лично приеду, и начнём, помолясь, с зеркалами, каменьями, бесцветным стеклом вплотную заниматься. Быстрее начнём производить – быстрее и раньше к нам потекут деньги!
Среди прочих городских новостей Перемога сообщил мне, что какой–то купец отдал свою торговую лодью, вернувшуюся из долгого плавания в земли литовцев, с целью починки, на Касплянскую судоверфь. Услышав это известие, мне пришло в голову навестить смоленских корабелов. Отказать мне в экскурсии по судостроительным производствам не должны, так как среди прочих, на смоленских верфях периодически строятся и обслуживаются ладьи смоленского князя. Надо же с чегото начинать собственную судостроительную программу.
Но прежде чем отправиться в речное турне до Касплянского озера я сделал два дела. Во–первых, побывал на территории двух пригородных верфей устроенных в устьях рек Смядыни и Кловке. Там, по допотопным технологиям, производили как «однодревки», так и «учаны» – плоскодонные парусно–гребные судна. Контачить с этими корабелами я пока не стал. Мне для моих проектов требовалось единоначалие, а в этих слободах была установлена коллективная долевая собственность и соответственно децентрализованное управление.
А во–вторых, с дотошной тщательностью я облазил, с целью исследования, княжеские боевые ладьи. Меня они впечатлили разве, что только в историко–культурном плане. Корма и удлинённый нос этих кораблей были украшены какими–то резными зверушками – то ли птицами, то ли драконами. К бортам этих лодей крепились щиты красного цвета. Над ними были расположены места для гребцов, с каждой стороны ладьи было по двадцать уключин с вёслами.
С практической стороны ладьи были маловместительные, плохо подходящими для крупномасштабных десантных операций – ладья брала на борт 40–60, максимум до 100 человек, соответственно они были малопригодными и при транспортировке припасов – их грузоподъёмность не превышала 20 тонн.
С конструктивной точки зрения ладья представляла собой несколько модифицированную лодку–долблёнку. Она была вытянута в длину, имела низкие борта. Корма имела закругленную форму. Судно было одномачтовое, оперенное одним большим парусом, который вверху навешивался на рею, а внизу крепился к бортам. В наличии имелись элементы стоячего такелажа в виде носового и бортового вантов, а также фалов. На корму был навешен руль, управляемый при помощи румпеля. Поверх бортов для увеличения их высоты было набито несколько рядов досок. Длина ладьи составляла до двадцати метров, ширина до пяти метров, осадка до трёх метров. Мореходные качества у этих лодей, из–за отсутствия киля, были чуть получше, чем у топоров.