Смоленский поход
Шрифт:
— О, ваше величество, прошу прощения! Когда то я нанялся со своей ротой к мальчишке-принцу и мне никак не привыкнуть к вашему бурному росту.
— Ты тоже Хайнц, теперь не капитан мушкетер.
— Верно, ваше величество, я не прогадал тогда когда поступил к вам на службу и служил вам ревностно и честно. Возьмете ли вновь к себе старого наемника?
— Отчего нет, но скажи, почему ты ушел от моего брата Густава Адольфа?
— Я служу в наемниках всю жизнь, мой кайзер, и много что повидал. Всякое случалось за это время, в том числе и задержка жалованья. Но никогда и никто не относился к старому Гротте как к пустому месту, подобно этому напыщенному индюку Спаре. И знаете что, пусть меня осыпят золотом, но я не хочу
— Неплохо сказано для старого наемника! Только знаешь Хайнц, сейчас война и я не таскаю за собой столько серебра, чтобы заплатить целому полку.
— Я понимаю, мой кайзер, но большинство этих парней ваши подданные. Я думаю, они поверят в долг своему герцогу, хотя он бы он и стал русским царем.
— И видит бог, они не пожалеют о своем ожидании! Стройте своих людей оберст, у нас чертова прорва дел, а я не могу двигаться дальше пока не поздороваюсь со своими людьми.
Тронув шпорами Волчка, я поскакал вдоль строя солдат приветствовавших меня радостными криками. Я в ответ помахал им рукой, и круто осадив своего коня перед самой шеренгой крикнул:
— Мои храбрые солдаты! Я водил вас в бой в Мекленбурге, Эстляндии и Ливонии и мы не проиграли ни одной битвы. Пойдете ли вы снова в бой за своим командиром?
Ответом мне был восторженный рев из сотен глоток. Наконец крики стихли и я стал внимательно приглядываться к солдатам.
— Курт, это ты? — Спросил я у одного довольно рослого гренадера.
— Ваше высочество помнит меня, — осклабился в ответ верзила.
— Еще бы, ты ведь брат моего придворного конюха Михеля. Я помню, ты крепко выпил на его свадьбе и подрался с русскими стрельцами.
— Двоюродный брат, ваше высочество. Все так и было, вы очень щедрый хозяин и сделали бедняге Михелю роскошную свадьбу.
— Почему бедняге?
— Ну, ему всегда чертовки не везло в жизни. С детства его считали чуть-чуть пришибленным, девушки его не любили и, ей богу, если бы не ваше высочество он так и остался бы холостяком на всю жизнь. Да еще неизвестно кто от него родится, хотя помнится, вы, ваше высочество, и тут о нем позаботились. — Усмехнувшись закончил гренадер.
Вспомнив о праве первой ночи, с которым мне пришлось столкнуться в Мекленбурге, я поспешил перевести разговор на другую тему.
— Служи мне верно Курт, и ты вернешься в Мекленбург куда богаче своего кузена. И не зови меня больше высочеством, ибо я царь в здешних землях.
— Как скажете, ваше величество, но вы всегда останетесь для нас нашим добрым герцогом Иоганном Альбрехтом Странником, — поклонился мне Курт, — и мы пойдем с вами хоть в преисподнюю!
— Не надо так далеко, парни, сейчас нас ждет Смоленск. Туда идет моя русская армия и артиллерия. Там я заплачу вам ваше жалованье и там мы победим!
На пути к Смоленску нас ждала Белая крепость. Построенная когда-то смоленскими князьями, за свою историю не раз переходила из рук в руки, разорялась дотла и восстанавливалась заново. Сейчас она представляла собой обычное для Руси деревянное укрепление, бревенчатые клети которого были забиты землей и камнями. Гарнизоном в нем служили две роты наемников, шотландская и ирландская, эскадрон рейтар и две хоругви литовских шляхтичей. В принципе, можно было и обойти эту крепость, двигаясь дальше к Смоленску, но оставлять за спиной вражеский гарнизон не хотелось и я двинул свою маленькую армию на нее, рассчитывая застигнуть врага врасплох. По ходу движения конные разъезды казаков и рейтар захватывали и вели с собой всех встречных обывателей вне зависимости от пола и звания. Подозреваю, что у моих дворян значительно увеличится количество холопов, однако других вариантов сохранить наш поход в тайне нет. Хотя нет, можно действовать как лисовчики, без церемонии отправляя всех встречных в мир иной, но на это я пойти не могу. Мир вокруг и так слишком жесток, к тому же я собираюсь сделать эту землю своей. Не стоит ее разорять. Последний переход мы делали ночью, подкрадываясь к Белой, как волки к добыче. Ночной переход дело непростое и как и следовало ожидать отряд растянулся. Стрельцы с пушками отстали, московские дворяне свернули куда-то не туда, и к Белой я подошел только с драгунами и казаками. Это не говоря уж о пехоте Гротте отставшей минимум на три дня. Штурмовать пусть небольшую, но настоящую крепость с таким войском нечего было и думать и я, решив дождаться остальное войско, приказал свои людям укрыться в лесу.
Погода стояла просто великолепная, лето уже вступило в свои права, и даже ночью было совсем не холодно. Опытные в кочевой и разбойничьей жизни казаки быстро нашли в лесу овраг, где вдали от вражеских глаз и ушей развели костры и занялись приготовлением пищи. Фон Гершов недолго думая приказал своим подчиненным последовать их примеру, а Вельяминов с немногими своими людьми рыскал по окрестностям, собирая бравое воинство. Наблюдением же за противником занимались люди Михальского и ваш покорный слуга, расположившийся на краю леса. Благо у меня для этого была замечательная подзорная труба. Впрочем, во вражеской крепости ничего достойного моего царственного внимания не происходило и я с надеждой оглянулся вокруг, гадая на кого возложить эту нелегкую, но почетную обязанность. Кандидат нашелся только один — верный мой рында Михаил-свет Федорович Романов, каким то чудом не потерявшийся прошедшей ночью, в отличии от своих холопов.
— Миша, иди сюда, — позвал я его, — вот возьми эту трубу и смотри вот так на крепость. Вдруг чего важного заметишь — скажешь мне. Да смотри внимательно, дело важное и доверить я его, сам понимаешь, кому попало не смогу.
Рында схватился за трубу обеими руками и со всем прилежанием занялся наблюдением, а мое величество, тем временем развалившись на попоне, задумалось о вечном. В смысле, дадут ли царю сегодня пожрать. Впрочем, как следует поразмыслить, не получилось, ибо вскоре подошел с докладом Корнилий, сопровождаемый верным Федькой и стал рассказывать об окружающей обстановке. С обстановкой все было нормально, разбредшиеся и отставшие потихоньку подходили и вскоре можно будет начинать атаку.
Пока Михальский мне докладывал, Панин подошел к Мише, с которым они в последнее время почти сдружились. Тот, разумеется, не удержался и похвастал трубой и поручением и через минуту молодые люди разглядывали окрестности по очереди, иногда хихикая при этом. В какой-то момент я обратил внимание на небрежность наблюдателя к службе и решил вмешаться. Трубой в этот момент завладел Панин, а мой юный рында сидел рядом красный как рак. Происходящее настолько меня заинтересовало, что я решительно отобрал подзорную трубу у жильца и посмотрел сам. Как следовало ожидать практичный Федор, завладев трубой, нашел более достойный объект для наблюдения чем караулы в крепости. Подле крепостных стен протекала речка под названием Обша, в водах которой обитательницы крепости стирали в данный момент белье. Причем некоторые из них решив, что погода достаточно жаркая решили искупаться и сами. Вот за этим действом и наблюдали два юных обалдуя, пока их самодержец решил немного расслабиться.
— Ну и чего вы там такого увидели? — Спросил я тоном, не предвещавшим ничего доброго у добрых молодцев.
Мишка покраснел еще больше и, кажется, готов был сквозь землю провалиться от стыда. Федька тоже смутился и, похоже, лихорадочно придумывал, чего бы сбрехать своему царю. Ну, это у тебя вряд ли получится парень!
— Значит ваш государь, можно сказать — голодный и холодный, последнего здоровья не жалея все о делах ратных печется, а вам и горя мало! Все мысли только о блуде и непотребстве греховном, — продолжал я, делая страшные глаза.