Смоленский поход
Шрифт:
— Мой кайзер, — сказал он, отсмеявшись, — на воротной башне выкинули белый флаг вызывая на переговоры. У вас будут на это счет какие-нибудь распоряжения?
— Только одно, если хотят переговоров — пусть приходят к нам. Это сразу поставит их в подчиненное положение. Пусть их коменданту так и передадут, а пока распорядись чтобы мне приготовили шатер. Не принимать же парламентеров в чистом поле. И приставь к этим добрым женщинам охрану, может они и не слишком добродетельны, но за ту услугу что оказали мне я у них в
Кароль кивнул и отправился выполнять распоряжения, а я обратил, наконец, внимание на продолжавших стоять рядом босых Федьку с Мишкой.
— Хвалю за службу, бойцы! Ступайте одеваться, да потом вот этих двух женщин отведете к моему шатру, мне еще с ними потолковать надобно. И смотри Миша, чтобы тебя Федька опять с пути истинного не сбил, я ведь только на тебя надеюсь!
— Все исполним государь, — с поклоном отвечали оба лоботряса и кинулись выполнять распоряжение.
— Ох, пусти козлов в огород, — покачал я головой.
— Добрый господин, простите если я по незнанию говорила с вами неучтиво, — присела в книксене Анна, очевидно услышавшая как ко мне обращался Лёлик.
— Ну что ты, Анхен, мы ведь старые друзья, к тому же, ведь ты догадывалась кто я, не так ли?
— Ну, вы были не слишком похожи, но прочих рейтар, господин…
— Я герцог Мекленбургский, а теперь еще и русский царь.
— Так значит, Карл не ошибался на ваш счет?
— Нет, он не слишком сообразителен, но он не дурак и все правильно понял. Кстати, ты ведь подруга командира?
— Да, ваше величество, только командир у нас другой.
— Вот как?
— К несчастью, наш прежний командир погиб в одной из стычек.
— Жаль, а кто же заменил его в эскадроне и твоем сердце?
— Вы верно хотели сказать в моем фургоне?
— Анхен, не говори так, я ведь ревную.
— Боже правый, есть люди которые не меняются, хоть надень на них рейтарскую форму, хоть герцогскую корону. Боюсь, стань вы даже императором всего мира, язык у вас останется прежнего рейтара Ганса. Да я, как и раньше подруга командира эскадрона, только зовут его теперь Карл Гротте.
— Хм, неожиданно. Из сержантов в капитаны?
— Так случается, убили прапорщика и он занял его место, погиб лейтенант и освободилась еще одна вакансия, а потом несчастье случилось с командиром. Вы же сами сказали что он далеко не дурак.
— Верно, а скажи мне, прелесть моя, а он верен пану Храповицкому?
— Странные вопросы вы задаете. Рейтары верны тем кто им платит, а что пан Остророг, что пан Храповицкий платили до сего дня жалованье весьма исправно. Чего не скажешь о наемниках польского короля.
— Что тебе известно об этом?
— Да это совсем не секрет. Все знают что шотландцы и ирландцы из здешнего гарнизона довольно давно не получали денег. Я даже слышала, как их полковник Дуглас ругался по этому поводу с паном Храповицким.
— Очень интересно, а у вас, значит, поводов для беспокойства нет?
— Нашим парням не на что жаловаться. К тому же если помните, Карл сильно недолюбливал одного принца.
— Я понял тебя Анна. Вон видишь, раскладывают мой шатер. Эти ребята отведут вас туда, и можешь всем говорить, что ты моя камеристка, помнишь, я обещал тебе это место?
— Вы очень добры, ваше величество, а ваши придворные и слуги не выгонят нас?
— Мои придворные большей частью остались в Москве, здесь только один из постельничих и несколько слуг. Я отдам необходимые распоряжения.
Не прошло и часа как из осажденной Белой приехали парламентеры во главе с самим паном Храповицким. Мой старый знакомый пан Якуб и его свита были, как водится, разодеты в пух и прах и на прекрасных лошадях. По моему приказу подле шатра был устроен навес, стоял раскладной стол и несколько кресел. Я сидел на походном троне делая вид что занят чтением Тацита, а вокруг толпились мои приближенные. По бокам от кресла стояли, держа руки на саблях, Миша Романов и временно произведенный в рынды Федор Панин.
— Я приветствую ваше королевское высочество! — Твердым и чистым голосом начал пан Якуб.
— Перед вами русский царь, — тут же прервал его Вельяминов.
— Есть только один законный московский царь — королевич Владислав, — с достоинством ответил ему поляк, — однако я с большим почтением приветствую столь знаменитого воителя, каким без сомнения является Великий Герцог Мекленбурга Иоганн Альбрехт III.
— Передайте пану Храповицкому, что я тоже чертовски рад его видеть, — усмехнулся я откладывая в сторону книгу.
— Фон Кирхер! — воскликнул изумленный поляк, — но как это возможно!
— Не знаю о ком вы, дружище, но я рад вас видеть в добром здравии.
— Проклятье, значит, несчастный пан Мариан был прав когда говорил перед смертью…
— И вы, кажется, не в убытке от его кончины?
— Нет, это решительно не возможно!
— Что не возможно, друг мой? — невозмутимо переспросил я его, — если вы о вашей женитьбе на пани Марысе то, насколько я знаю, это самая что ни на есть объективная реальность, данная вам в ощущениях! Надеюсь, вам помогли мои советы? Кстати, как она поживает? Кланяйтесь ей от меня при случае.
— Но ведь вы жили у меня в доме, вы нанялись в наше войско артиллеристом…
— И устройством пороховых складов взорвавшихся так внезапно тоже занимался я, и что?
— Бог мой, вас недаром называют мекленбургским дьяволом, — потрясенно прошептал шляхтич.
— Полно, дружище, когда я родился, дьявол заплакал горькими слезами и более не показывался на этой грешной земле. Что же, я смотрю, вы мне совсем не рады, так что давайте перейдем к делу. Вы что-то хотели у меня спросить?
— Э… я?