Смоленское направление. Кн. 3
Шрифт:
По окончании гимна почётный караул поставил копья вертикально, чётко развернулся и сделал три шага в разные от дорожки стороны, под барабанную дробь. Как только барабан замолк, витязи повернули направо, стукнули древками копий о мощённый камнем двор и промаршировали к воротам церкви. На этом светская часть мероприятия была закончена. Ермоген освятил храм, отслужил молебен и уединился в келье, дабы отдохнуть от трудов праведных и переодеть облачение. По протоколу ему ещё предстояло встретиться с воинами, посетить общую столовую и казарму, после чего, его путь лежал в хорошо известное ему место, крепость у камня, где его поджидал Алексий. Спустя полчаса, в дверь кельи постучал Иннокентий и, дождавшись разрешения войти, известил смоленского епископа, что меркурьевцы собрались.
Выйдя за ворота храма, священники три раза перекрестились, поклонились и сели в крытую повозку, любезно предоставленную Евстафием.
— С возрастом начинаешь ценить комфорт, Иннокентий, — с упрёком самому себе сказал Ермоген, — А ведь совсем недавно, я мог за день пройти два десятка вёрст и краюха хлеба с засохшей луковицей были для меня даром Божьим.
— Времена меняются, а с ними и люди.
— Наверно, ты прав. Но знаешь, я счастлив. Посмотри вокруг, — Ермоген отодвинул шторку, прикрывающую окошко, — Люди стали жить лучше, в каждом доме печь, на Пасху из этой деревни доставили шесть сотен яиц. У каждой семьи большой огород, а их поля? Ты видел, какие у них поля?
— К великому сожалению, это только здесь. В остальных местах гораздо хуже. Люди теряют веру, снова собираются по лесам, возрождают капища. Празднуют языческие праздники наравне с церковными.
— Знаю. Но это — наша особенность. Должно пройти время. Поверь мне, более набожного народа, — Нет на всём белом свете.
В этот момент возок остановился, кучер открыл дверцу и откинул лесенку. Епископ оказался во внутреннем дворике казармы. Прямоугольное здание из красного кирпича возвышалось на два этажа и выглядело одновременно красивым и каким-то, по-военному мрачным. С правой и левой стороны, к казарме примыкали конюшни, построенные как стороны трапеции, соединявшиеся с трёхметровой стеной, правда, до конца не достроенной. Вход в казарму украшали два флага и икона Георгия Победоносца. У распахнутых дверей стоял Свиртил, сверкая на солнце отполированными до блеска латами в окружении десяти командиров.
Ермоген перекрестил воинов, грозно взглянул на мужичка, в спешке убирающего строительный мусор у стены, поклонился иконе, ещё раз сотворил крест и зашёл в здание. Смотреть особо было нечего. Первый этаж состоял из трёх больших комнат, включавших в себя: кухню, столовую и оружейную. Две большие печи отапливали всё помещение. Второй этаж был разделён на пять комнат, сообщающихся между собой длинным коридором, выходящим на противоположную от двора сторону. Комнаты были оборудованы кроватями, но судя по постельным принадлежностям, в казарме
— А это кто? — Спросил Ермоген у Свиртила.
— Это? Да я не знаю, дети в лесу зимой нашли, сюда принесли. Теперь Е… ентот кот кладовую стережёт.
Зверюга сверкнул глазами, подкрался к епископу, присел, обнюхал натёртый жиром сапог и, лизнув его, прошмыгнул на выход. С кухни, куда он побежал, раздалось не то мурлыканье, не то рычание и голос стряпухи.
— Ермогеша! Вот ты где, иди сюда, я тебе молочка налью.
Меркурьевцы виновато потупились. Кличку кота, они, конечно же, знали, но кто мог предположить, что такой казус может произойти?
— Ваше Преосвященство, извольте отобедать с нами. — Прервал затянувшуюся паузу Свиртил, — По случаю освящения храма у нас праздничный обед.
Его Преосвященство отказываться не стал. Аромат, исходивший от явств, когда они проходили возле кухни до сих пор щекотал ноздри и дразнил желудок, а последний раз священники ели по дороге из Смоленска. Впрочем, удивить богатством блюд, Ермогена не смогли. Добротная, сытная еда с изобилием мяса, кашей и пирогами. Вместо вина — морс. О празднике напоминал лишь огромный самовар, который епископ внимательно осмотрел и белые скатерти на столах.
Покинув деревню и Свиртила, вынужденного принимать приехавших смоленских бояр, кортеж с епископом в сопровождении Савелия и отряда Рысёнка насчитывавшего два десятка воинов последовал по хорошо укатанной, без ям и кочек, кое-где посыпанной толченым кирпичом дороге.
— Сейчас все последние новости узнаем. Евстафий сказывал, что никеец только на днях заявился.
— Главную новость везём мы с тобой, Иннокентий. Дай бог, выгорит наше дельце. Иначе, тяжко Смоленску придётся.
— А хватит ли сил?
— Думаю, хватит. Ты сам видел, какие орлы эти меркурьевцы. Да и нет у нас никого, к кому б обратиться можно было.
Священники разговаривали в возке всю дорогу. Несколько вёрст разделяющие крепость у камня и деревню, а вернее с этого дня уже село, четвёрка лошадей преодолела бы за пару часов, но Ермоген не любил быстрой езды, считая, что всё должно быть в жизни размеренно. Кучер привычки епископа знал, а посему волю кнуту не давал, лошадок не напрягал и кортеж прибыл на место только к вечеру. Возможно, так вышло случайно, а может, потому, что все тёмные делишки вершатся при власти луны. Как бы там ни было, новость, привезённая Ермогеном, была с душком, а в политике иначе и не бывает.
Беседа проходила в кабинете, при свете четырёх подсвечников, удерживающих мелкомасштабную карту на столе. Иннокентий красным карандашом прочертил маршрут каравана, осмотрел творение своих рук и дорисовал ещё два возможных пути, после пересечения реки.
— Тут Алексий один очень важный аспект. Они не просто золото везут, а реликвии наши, что из святынь Константинополя уволокли.
— Ваше Преосвященство, вы же сказали что это золото короля Белы.
— Номинально, так оно и есть. Фактически же, это золото принадлежит венецианцам. Бела попросил о помощи, согласился со всеми их условиями, лишь бы привели армию. Ты представляешь, куда эта наёмное войско может повернуть, пока будет идти на помощь убегающему королю?