Смотри, но не трогай
Шрифт:
— Да, возможно, — отзываюсь я. — Вот соберусь с мыслями — и позвоню.
— Он хороший парень, — подмечает серьезно.
— Я знаю.
— А Алаев просто провокатор. Не ведись на его выпады.
Эх, если бы на деле это было так же легко, как на словах…
— Хорошо, Диляр. Не буду.
Заказанные машины наконец подъезжают, и мы с подругой спешно прощаемся. Сажусь на заднее сидение и погружаюсь в свои мысли. Молодой таксист о чем-то болтает, периодически кидая на меня заинтересованные взгляды через зеркало заднего вида, но я слушаю его вполуха и отвечаю невпопад.
Оказавшись дома, первым делом прислушиваюсь. Голоса из гостиной вроде не доносятся. Тихо. Выходит, гостья действительно ушла? Вешаю куртку в шкаф и устремляюсь вдоль по коридору. Первый этаж пуст. Стол на кухне убран, в столовой — никого. Значит, я не зря нарезала круги по торговому центру, растягивая время.
Расслабившись, взлетаю вверх по лестнице и на ходу извлекаю пиликнувший мобильник из заднего кармана джинсов. Диляра пишет. Интересуется, пронесло меня или нет.
Начинаю печатать сообщение о том, что все хорошо, и в этот самый момент слуха касается приглушенный смех. Отрываю глаза от экрана и вижу, как Ланская, вцепившись в руку Алаева, выходит из его комнаты.
Дьявол! Так она все еще здесь?
Поддавшись первому порыву, дергаюсь назад, пытаясь скрыться, но через секунду понимаю, что веду себя глупо. Ну что мне теперь делать? Бегать от них? Детский сад, ей-богу. В конце концов, это и мой дом тоже. Тимур вправе приводить сюда любых гостей. А я вправе без стеснения и стыда пройти в свою комнату.
Взяв себя в руки, продолжаю путь. Стараюсь смотреть строго перед собой, но боковое зрение все равно фиксирует, как Вероника льнет к Алаеву. Словно банный лист к попе. И он как будто вовсе не против.
Не сдержав любопытства, скашиваю глаза и с ужасом отмечаю их потрепанный внешний вид. У Ланской волосы всклокочены, у Тимура ремень расстегнут. Металлическая бляшка болтается туда-сюда…
От созерцание этой картины внутри меня вновь просыпается маленькая обиженная девочка. Раздавленная пренебрежением Алаева. Униженная его жестокими играми. Сердце, обезумев, дробно стучит в горле, ногти впиваются в кожу ладоней. В груди больно. Саднит будто от свежей царапины.
Лишь три дня назад он упоенно целовал меня в этой самой комнате, шептал мое имя, оставлял обжигающие отметины на коже… А сегодня проделывает все то же самое с другой.
Ему вообще все равно, кого тащить в койку?!
Мы с Тимуром пересекаемся взорами, и меня прошибает дрожью, как от разряда тока. Но его лицо ничего не выражает. Оно совершенно непроницаемо, словно ему глубоко плевать. И на меня, и на мои чувства.
А вот Вероника, напротив, выглядит до ужаса довольной. Никак не может сдержать триумфальную улыбочку, которая растягивает ее рот от уха до уха.
Мерзко.
— Ты вызывал такси, дорогой? — елейным голоском щебечет она. — Или сам меня отвезешь?
Ответа Алаева я не слышу, потому что спешу захлопнуть дверь своей комнаты. Получается чуть громче, чем я планировала, но сейчас это мало волнует. Вряд ли сладкая парочка обратила внимание на чересчур резкий звук. Они слишком увлечены друг другом.
Приваливаюсь спиной к двери и, прижав руки к груди, часто дышу. Сердцебиение никак не нормализуется. Перед глазами плывет. Наверное, сахар опять подскочил.
Порывшись в сумке, достаю глюкометр и привычным движением прокалываю палец. Ну точно, аж до восемнадцати поднялось. Такое нечасто случается…
Подкалываю инсулин и, раздевшись, валюсь на кровать. Надо бы сходить в душ, смыть макияж и нанести ночной крем, но внезапно навалившаяся апатия сковывает невидимыми нитями по рукам и ногам.
Ничего не хочется. Вообще.
Алаев умудряется высасывать из меня волю к жизни, не прилагая к этому никаких усилий. Ему всего-то и нужно привести в дом ненавистную мне девицу и поиграть с ней в любовь. Вроде бы мелочь, а меня почему-то плющит не по-детски. Как от лихорадки ломает. Не могу перестать думать об этом. Да что уж там… Даже с кровати соскрести себя не могу. Тело ватное, в голове туман.
Может, съехать отсюда к чертовой матери? Деньги у меня есть, желание — тоже. Можно было бы подсуетиться насчет общежития. Или квартиру с соседками снять. Мама, конечно, будет в ужасе, но, с другой стороны, я не могу все время жить с оглядкой на ее мнение. Ей-то в этом доме хорошо, она здесь любима… А я? У меня сплошные нервотрепка и стресс.
Надо будет всерьез обдумать эту идею. На свежую голову.
Бултыхаясь в густом бульоне из тревог, обиды и ревности, я незаметно соскальзываю в сон. Неспокойный, мятежный, поверхностный. Часто дергаюсь, порываясь проснуться, но липкая дремота затягивает, словно черная дыра. Перед взором мелькают резкие неприятные сновидения: ухмыляющийся Тимур, ликующая Вероника и я, ползающая по полу на коленях в тщетной попытке собрать осколки своего разбитого сердца…
Глава 37
Лера
Утро начинается с неприятных ощущений. Едва я продираю глаза, как о себе дает знать ноющая головная боль, которая противными пульсациями расползается от затылка к вискам. Такое чувство, будто я всю ночь пила. Ну или билась лбом о стену. Других ассоциаций мое паршивое состояние не вызывает.
Кое-как собравшись с силами, поднимаюсь с постели и жадно заглатываю таблетку анальгина. Было бы замечательно, если б к первой паре боль хоть немного стихла. А то, боюсь, в таком состоянии провал на самостоятельной по алгебре мне обеспечен.
Умывшись и наспех одевшись, спускаюсь на первый этаж, где мама вовсю готовит ароматной завтрак. В отличие от меня, она выглядит выспавшейся и отдохнувшей. Даже губы подкрасить успела. Вот, как сказывается на женщинах умиротворение и душевный покой.
— Доброе утро, Лер, — родительница окидывает меня внимательным взглядом. — Ты неважно выглядишь. Как самочувствие?
— Да пойдет, — отмахиваюсь я. — Голова с утра трещит, а в целом все нормально.
— Таблетку выпила?
— Да.