Смотрящий вниз
Шрифт:
Впустив участкового, я проводил его на кухню.
Он почти не изменился, Витя Егоров. Такой же сутулый и долговязый. Те же запавшие щеки. Только резкие морщины на великомудром его челе свидетельствовали о том, что забот у Вити хватало с избытком.
– И что я могу?! – с порога стал объяснять Егоров. – Отправить ее на принудительное лечение?! Так она каждые три месяца в психушку ложится! А больше недели ее там не держат! Не буйная, говорят!
– Это про кого?! – поинтересовался вездесущий Кутилин. – Про Полину, что ли?! Если она не буйная,
Юра открыл холодильник и достал початую бутылку «Смирновской».
– Разве за компанию… – согласился Егоров, снимая фуражку и вытирая ладонью вспотевший лоб.
– Можно за компанию, а можно и за что другое. – Юра наполнил три лафитника и вытряхнул на блюдце из банки маринованные огурцы.
– Вообще-то я на службе не употребляю, – предупредил нас Витя.
– Это же водка, а не бранные выражения! – утешил его Кутилин, поднимая свой лафитник. – Мы все служили понемногу кому-нибудь и кое-где! Ну, во славу русского оружия!
Вспомнив про пистолет, я опустил руку в карман и поставил его на предохранитель.
– А вообще как? – спросил Витя. – Хорошо в банке платят?
Нормально, – ответил я. – Слушай, Витек, ты давай не темни. Чего там у тебя в ридикюле?
А нам второй месяц зарплату задерживают, падлы, – пожаловался Егоров, вынимая из папки лист бумаги. – Жена уже всю плешь проела. Может, мне тоже в охранники пойти, как думаешь?
Я пожал плечами. Мы с Витей оба отлично знали, что на своем участке он имел долю и с коммерческих палаток, и с частных предприятий на дому, вроде тех, где «снимают сглаз и порчу», и с незаконно проживающих в столице представителей ближайшего зарубежья, включая Вьетнам и Корею.
– Сигнал поступил на тебя. – Витя протянул мне исписанный от руки лист.
Положив лист на стол, я прижал его пустой стопкой.
– По второй?! – расценив это как намек, оживился Кутилин.
Мы снова выпили.
– А своими словами?.. – спросил я.
– Своими не могу. – Морщась, Егоров закусил огурцом. – Словами гражданки Спичкиной могу, из шестой квартиры! С ее слов так выходит, что вы, Угаров, вечером вчерашнего числа избили во дворе неизвестного, после чего безнаказанно удалились черт знает куда. Было такое?
– Было такое? – спросил я у Кутилина.
– Было и такое, – подтвердил Юра. – А знаете ли вы, господин участковый, чем этот неизвестный гражданке Спичкиной мужчина занимался на вверенном вам участке?!
– Чем? – насторожился Егоров.
– Рукоблудством! – торжественно сообщил Кутилин, положив на банкус огурцами руку, словно на Библию. – Под присягой говорю! Причем, заметьте, напротив детской площадки!
– То есть?! – поперхнулся Витя.
– То есть – дрочил! – пояснил Кутилин. – Выражаясь доступным языком. Дрочил, гражданин начальник, на виду у изумленной публики! И как, по-вашему, должен был отреагировать законопослушный человек, когда это все такое творится за вашей спиной?! Стыдливо опустить глаза и бочком проскользнуть за пивом?! Между прочим, он вашу работу сделал!
– Как он выглядел? – Витя повернулся ко мне.
– Устроили, понимаешь, рассадник! – распалился Кутилин. – Преступность гуляет, как ветер в голове органов, которые тем временем спят! Спят наши органы! Проспали государство! Или просрали?! Не важно! Только смелые одиночки вступаются за честь!..
За чью честь вступаются «смелые одиночки», Юра не придумал и потому закончил свою речь риторическим вопросом:
– А судьи где?!
Мой сосед заглянул под стол, видимо, в поисках народных заседателей.
– Как он выглядел?! – Покраснев, Егоров изготовился записывать, для чего достал из папки шариковую ручку.
– Да как ты. – Я уже стал уставать от этого бессмысленного разговора. – Как все. Тебе что – фоторобот составить?
– Тем более что его после встречи с Саней родная мать не узнает, – вставил Кутилин.
– Разыщем. – Егоров взял фуражку и направился к выходу. – Ты, Александр, заходи. Жена рада будет. Посидим, старое помянем.
«Кто старое помянет, тому глаз вон», – подумал я. Из-за Егорова меня когда-то чуть из школы не выгнали.
– Стой! – страшным голосом вскричал вдруг Кутилин и скрылся в студии.
Оттуда он вышел с глиняной свистулькой кустарного производства.
– Это – тебе! – протянув участковому свистульку, сказал Юра. – Презент! Штучная вещь! Таких всего две: у Майкла Джексона – ему Коржаков подарил – и теперь у тебя!.. С властью дружить надо, – объяснил Кутилин свой широкий жест, когда дверь за участковым захлопнулась.
Пора было и мне собираться. Следующий исполнитель вполне мог оказаться снайпером. Если уж меня «заказали», то операция завершится только после моих похорон. А этого я допустить не мог и, честно говоря, не хотел.
Журенко должен был заехать за мной примерно через час.
Дозвониться до него мне удалось только за полночь. Андрей коротал время в семье очередной кандидатки на роль «культурной девушки». Журенко любил знакомиться с родителями своих будущих невест, особенно с потенциальными тещами.
– Если хочешь познать, какой станет твоя половина в старости, – внимательно присмотрись к мамаше. В частности, когда она тебя провожает. Если она на прощание скажет: «Заходите еще», значит, надо забыть в этот дом дорогу и, фигурально выражаясь, стряхнуть пыль со своих стоп-сигналов, – делился Журенко со мной житейским опытом.
Почему-то фразу «заходите еще» Журенко расценивал как верный признак мещанского воспитания.
Андрей без лишних вопросов согласился приютить меня в своей малогабаритной берлоге, где я мог бы спокойно обдумать свои дальнейшие действия.
Для Марины я оставил у Кутилина записку: «Обстоятельства таковы, что я вынужден уехать. Целую все твои родинки и все, что между ними».
– А на словах я не могу ей передать?! – почему-то обиделся Кутилин.
– Можешь, – успокоил я Юру. – На словах ты ей можешь передать все, что сочтешь нужным. Слов ты знаешь много.