Смотрящий вниз
Шрифт:
– При попытке к бегству. Караваев пытался меня убить, а я от него пытался бегать. То и другое нам почти удалось.
– Вам известны мотивы его противоправных действий, совершенных в отношении вас и ряда сотрудников вашего учреждения?
– Да!
– Расскажите следствию все, что вы знаете об этом.
– Начальник отдела кадров финансово-промышленной группы «Третий полюс» действовал по прямому и посредственному указанию своего хозяина Аркадия Петровича Маевского.
– Откуда вы это знаете?
– Об этом мне сообщил в приватной беседе руководитель частного охранного заведения
– Каковы причины, побудившие Галембу к такому признанию?
– Не смог удержаться. Очевидно страдая жестокими угрызениями совести, он хотел снять с себя тяжкое бремя и частично переложить его на мои хрупкие….
– Александр Иванович, – выключив диктофон, перебил меня Заклунный. – Пленка у нас казенная. И она кончается.
– Понял, – сказал я.
Диктофон заработал снова.
– Вопрос. – Заклунный уперся локтем в стол, а щекой – в ладонь. – Имеете ли вы прямое либо косвенное отношение к событиям, произошедшим двадцать восьмого ноября сего года на авиационной выставке «Ходынское поле»? Принимали или нет вы в них участие и, если нет, желаете ли сообщить что-либо следствию о данном происшествии?
– Ответ, – постарался я, как мог, сэкономить пленку. – Не имею, не принимал, не желаю.
– Я предупредил вас об ответственности за дачу ложных показаний?! – спохватился вдруг Заклунный.
– Еще вчера.
– Тогда последнее. – Здесь следователь посмотрел мне прямо в глаза. – Подумайте как следует, прежде чем дадите ответ. Вам известны причины, побудившие Маевского к организации ряда тяжких преступлений, совершенных в отношении вас и ваших коллег?
Это был основной вопрос нашей встречи. Вопрос в чем-то даже философский. Типа «о первичности материи и сознания». Обдумывать ответ мне долю не пришлось. Я обдумывал его все утро и весь день. К тому же пленка заканчивалась.
– Нет, – признался я.
Следователь вынул из диктофона кассету и приобщил ее к делу, зашвырнув в большую картонную коробку с уликами. Его баскетбольный бросок лишь подтвердил мои собственные догадки: так обращаются с делами, приготовленными к сдаче в архив.
– Финита ля трагедия! – поморщился Заклунный. – А что вы от меня еще хотите?! Исполнитель от правосудия скрылся! Интерпол – с деньгами и комитетским опытом Караваева – будет его, как Бормана, лет сто искать! Организатор преступления – в психушке!
– Уже?! – подивился я.
– А вы как думали?! – Заклунный налил из чайника воду в стакан, опустил туда же кипятильник и воткнул штепсель в розетку. – У нас, между прочим, оперативники трудятся! Они, кстати, даже карету «скорой помощи» опередили! И это – заметьте! – не первый в моей практике случай!
– Карету мне! Карету! – вырвалось у меня совершенно спонтанно.
– Э нет, батенька! – возразил Заклунный. – Чацкого по недоразумению в сумасшедшие записали. А Маевского – по заключению экспертизы! Ощущаете разницу?! Так что истинные причины сего преступления останутся вечной загадкой криминальной психиатрии. Если, конечно, Маевский в себя не придет. А он, я думаю, не придет. Это уж наши врачи расстараются. Ну и адвокаты помогут: не бедный все-таки человек. Да и связи у него те еще. Остается Хасан: слуга и стрелочник. Успел-таки, мерзавец, голову референту Вершинина оттяпать. В убийстве сознался сразу, про хозяина – ни слова. Короче, маньяк-одиночка. Хотя понятно, по чьей указке действовал.
«Религия бедуинов, – читал я как-то у моралиста Монтеня, – учит, среди всего прочего, и тому, что душа павшего за своего владыку вселяется в новую телесную оболочку – более удобную, более красивую и более прочную, чем предыдущая. Из-за этого представления они с большой готовностью подвергают свою жизнь опасности». Ну, что же – Аллах ему в помощь, курду Хасану!
– А вот интересно, – Заклунный бросил в стакан щепоть заварки и вынул из него кипятильник, – чего эти друзья комсомольской юности – Вершинин с Маевским – не поделили? Похоже, у Маевского зуб на специалиста по банкам и офшорным лавочкам, как полагаешь? Или Вершинин у Маевского бабки заныкал? Люди-то все из одной системы! Вершининские, разобраться, люди-то! И – слышь?! – все в один голос твердят, что не знают они, бедолаги, причин собственного похищения! Как тебе?! Три недели под замком – и не знают ни хрена! Это о том, что они не знают, у меня сегодня с утра целая очередь собралась отчитаться!.. Да еще эти несчастные случаи от Москвы до северных окраин. У тебя-то есть идеи?!
Заклунный как-то незаметно перешел со мной на «ты». Я был не против. Человек мне валиум достал.
– Паш, ты извини меня, конечно, за праздное любопытство, – пресек я его досужие размышления. – Но тебе это зачем? Мало в прокуратуре громких дел пылится?
– Тебе скажу. – Испив чаю, Заклунный потянулся за детективом. – Не поверишь, но люблю, когда зло наказано! И чтоб в конце хеппи-энд непременно присутствовал. Вот как в книжках. Жути нагонят, а потом глядишь – и все тип-топ!
Он показал мне обложку литературного произведения: Е. Лопухина. «Ошибка Немого».
«Да! – призадумался я. – В книжках оно конечно! А Вершинин, как пить дать, всех своих заложников отпустил уже. И они его, само собой, в глаза не видели. Даже, где сидели, не вспомнят!»
– Нет, с банкиром я, разумеется, побеседую для интереса, – заметил следователь. Но, как показывает практика…
Не закончив, он встал и потянулся, с намеком на то, что нам прощаться пора.
– Ты, Санек, не слышал про такой кооператив народных мстителей: «Белые твари»?! – спросил Заклунный, отмечая мой пропуск. – Тут один Зорро вроде как нам подсобил! Твоей, по описанию, комплекции, но в маске! А ты без маски. Значит, это не ты.
– Если что услышу, тебе первому расскажу. – Я встал со стула.
– А сыночка-то мотоцикл сегодня в трех шагах от твоего дома нашли! – хмыкнул Паша. – Бывают же совпадения!
– Какого сыночка?! – Год, проведенный под крышей с артисткой театра «На задворках» Дарьей Безродной, даром не пропал.
– Ладно, бывай! – Паша проводил меня до выхода. – Мне еще с Раздоровым нервный разговор предстоит!
– Завидую, – посочувствовал я. – Будущий президент не с каждым беседует.
– Будущий президент?! – встревожился Паша. – Думаешь, все так плохо?!