Смута
Шрифт:
— Может быть теперь будут на этой земле больше производить, чем производил колхоз?
— Будут. Только смотря что? А то, за что на рынках сумасшедшие деньги драть можно. И вовсе не больше. Плохо ли — хорошо ли, а колхоз выращивал овощей много больше, чем эти Елкины теперь. Овощей-то у нас хватало. И стоили они гроши. А теперь? И люди заняты были. А теперь? Народ грозится расправиться с этими фермерами Елкиными.
— Только грозятся?
— Пока. А если и дальше так будет, дома сожгут, склады разграбят.
— Что будем делать, если твоя тетка свою торговлю прикроет?
— Живы будем — не помрем. Может быть к Елкиным устроюсь подсобной рабочей здесь в Партграде, на складе.
После разговора с матерю остывшая было ненависть Юрия к Маоцзедуньке вспыхнула вновь. Неужели его мать будет батрачить на эту гадину? Неужели эта перестройка
Маоцзедунька
В Москве яростные реформаторы выдвинули план преобразования страны из коммунистической в капиталистическую в течение 500 дней. Маоцзедунька приветствовала этот план. И подобно тому, как в старые времена она ратовала за выполнение пятилетних планов в 4 года, теперь она призвала царьградцев осуществить переход к капитализму не в 500, а в 365 дней.
Упоминавшийся журналист Коровин напечатал фельетон в газетенке Советский Партград, считающейся рупором недобитых консерваторов. Зачем так много дней, писал он. А почему бы не осуществить этот переход от проклятого коммунизма к райскому капитализму за 7 дней?! Бог за семь дней создал целую Вселенную. Так почему бы нам не впасть в манию величия Бога и не обустроить нашу обновленную матушку-Россию в семь дней?! Это же так просто! В первый день надо продать частникам мелкие предприятия. Во второй день продать частникам средние предприятия; в третий день — крупные предприятия; в четвертый — воды; в пятый — земли; в шестой — воздушное пространство; в седьмой — всех людишек. Просто, ясно, доходчиво. И ничуть не менее реалистично, чем план 500 дней. Одна маленькая трудность при этом возникает: куда девать горы рублей, вырученных от этой распродажи страны жуликам, возведенным теперь в ранг спасителей страны? Нынешние мыслители и вершители судеб России обещают обменять их на доллары, марки и фунты. Если бы это удалось, сколько бы джинсов, жевательной резинки, кожаных пиджаков и прочего добра можно было бы закупить на западных барахолках! Но, увы! Мечта сделать рубль конвертируемым так же далека от осуществления, как мечта средневековых алхимиков превратить в золото человеческие экскременты.
Маоцзедунька, прочитав фельетон, сказала, что таких гадов, как этот Коровин, надо давить, чтобы другим было неповадно. И уже через пару дней по городу распространился слух, что Коровин якобы был убит в пьяной драке. Никто в это не поверил. Но никто не стал докапываться до истины.
Неокоммунисты
Начав знакомиться с состоянием умов в городе, Чернов стал посещать митинги и собрания анархистов, монархистов, социалистов, демократов, радикалов, фашистов (и такие появились!), националистов и т. п. Наконец, он добрался и до неокоммунистов. Самым парадоксальным в сложившейся ситуации было то, что все упомянутые группы, союзы, течения, движения, партии существовали легально или полулегально, имели свои печатные органы и помещения для сборищ, а эта группа коммунистов была фактически запрещена. У них не было печатного органа. Частники и кооператоры отказывались печатать их листовки и брошюры. Они собирались нелегально в каких-то заброшенных помещениях. Если милиция обнаруживала их сборища, она их разгоняла. Организаторов сборищ задерживали и осуждали на различные сроки (до нескольких месяцев заключения) как хулиганов и нарушителей общественного порядка. Через семьдесят с лишним лет после Октябрьской революции убежденным коммунистам приходилось защищать идеи коммунизма в борьбе против всех, включая членов КПСС и официальных работников партийного аппарата. Ни у кого это не вызывало даже удивления. Если уж в Москве самому секретарю КП Российской Федерации Полозкову глава Моссовета демократ Попов отказал в прописке в столице РСФСР — Москве, несмотря на просьбы (просьбы!) Президента Горбачева, наделенного особыми полномочиями, то что уж говорить о каком-то Партграде!
Чернов попал на собрание неокоммунистов, когда они обсуждали проект Нового коммунистического манифеста. Доклад делал руководитель группы Анатолий Горбунов, аспирант исторического факультета университета. Чернов пригляделся к собравшимся. Он не увидел
Из Нового коммунистического манифеста
Руководители Советского Союза и их идеологические лакеи предали идеи и дело коммунизма. Само слово коммунизм приобрело негативное значение. От него поспешили отказаться многочисленные предатели и дезертиры коммунизма. Западные политики и идеологи громогласно заявили о полном историческом крахе коммунизма и о начале посткоммунистической эры. Эту идею подхватили советские идеологические перевертыши. Оргия антикоммунизма и безудержная фальсификация всего, что было связано с коммунизмом, захлестнула страны Запада и Советский Союз. Вся злоба против коммунизма, копившаяся со времени появления Манифеста коммунистической партии К. Маркса и Ф. Энгельса и особенно со времени Октябрьской революции 1917 года в России, которую считали реализацией идей марксизма, вырвалась наружу и неудержимым потоком хлынула в умы и души миллионов впавших в состояние идейной растерянности людей. В среде бывших апологетов коммунизма не нашлось ни одного, кто смело и последовательно выступил бы если не в защиту коммунизма, то хотя бы исторической истины о нем.
Бесспорно то, что коммунистический социальный строй не оправдал те обещания, которые связывали с ним коммунисты, и обнаружил многочисленные недостатки, ставшие предметом всеобщей критики. Но коммунизм принес не только зло, но и добро людям, о чем позабыли или о чем умалчивают умышленно. В тех невзгодах, которые переживает наша страна, повинен не только коммунизм. Его сделали козлом отпущения за все зло, обрушившееся на нашу страну в последние десятилетия, игнорируя другие причины этого зла, в том числе — холодную войну Запада против Советского Союза. Отрицательный образ коммунизма в сознании масс явился результатом не столько их печального опыта, сколько западной пропаганды, встретившей колоссальную поддержку у потенциальных и фактических предателей в нашей стране. Поток дезинформации и идеологической лжи, хлынувший в головы советских людей с Запада, не имеет себе равных в истории идеологического давления одних стран на другие. Началась беспрецедентная война против коммунизма в сфере идеологии, переросшая в мирную войну против самого коммунистического социального строя в нашей стране. В этой обстановке мы, группа советских людей, объявляющих себя коммунистами, считаем своим долгом заявить следующее.
В отличие от марксистов и ленинцев, мы исходим не из прекраснодушных намерений осчастливить человечество или какую-то его избранную часть (трудящихся), а из наблюдения и изучения реального коммунистического общества, построенного в нашей стране после Октябрьской революции 1917 г. в сталинские годы и достигшего классической зрелости в годы до начала перестройки (в брежневские годы). Мы не предлагаем никакую утопию коммунизма, никакого проекта коммунистического земного рая. Мы констатируем как факт существование реального коммунистического общества и открыто смотрим правде в глаза. Мы суть коммунисты-реалисты, а не коммунисты-утописты и не коммунисты-прожектеры.
Маркс, Энгельс, Ленин и их последователи были убеждены в том, что построение коммунистического общества автоматически дает гражданам все те блага, которые им сулили. Советских людей из поколения в поколение приучали терпеливо ждать, когда высшее руководство дарует им эти блага. Мы же утверждаем, что построение коммунистического общества есть лишь основа для борьбы граждан за жизненные блага, за улучшение условий их существования. Мы видим свою задачу в том, чтобы разъяснять это широким слоям граждан и стимулировать их на борьбу за те жизненные блага, достижение которых возможно на основе коммунизма и только коммунизма.
Мы оцениваем нынешнюю ситуацию в стране не как некое ее обновление, не как некую революцию сверху, не как шаг вперед в развитии страны, а как кризис, как болезнь общества, как деградацию, как контрреволюцию по отношению к результатам Октябрьской революции 1917 года. Мы видим выход из этого кризиса не на пути отказа от коммунизма и не на пути создания гибрида коммунизма и капитализма, а на пути восстановления норм коммунистического образа жизни, какие так или иначе имели место в доперестроечные годы, на пути прекращения политики перестройки и сознательной политики контрперестройки.