Смутное время

Яковлев Олег

Я даже удивился, с каким обожанием они смотрят на него, с каким уважением внимают каждому его слову, ловят каждое его движение. Я тоже был здесь сегодня, ведь не мог же я пропустить такое развлечение. Столько душ кругом, которые только предстоит изувечить, ослепить, лишить возможности сопротивляться, выпить из них все соки, пока от них не останется ничего, кроме серой тени, которая тоже (о нет! Ха-ха-ха) не вырвется на свободу, а будет служить мне вечно. Никто не узнает меня, я замаскировался очень хорошо, я хожу меж ними – они об этом не знают, я убиваю их – они продолжают мне улыбаться. Не припомню более удачного облика… На меня никто и внимания не обращает… Мастер в игре…

А этот Ильдиар де Нот, глупый

человечишка, распинающийся на балконе собора, как же он жалок, даже во всем своем блеске, ведь он всего-навсего – человек, не больше. Хотя и он тоже не так прост, как кажется. Знавал я когда-то одного похожего на него. И если ты, храбрый граф, представляешь собой свет (как возвышенно и глупо), то тот был ведом тьмой (не менее глупо). Но он смог меня тогда отбросить далеко назад, а я так и не лишил его жизни, не лишил души. Нужно уметь признавать свои промахи, ведь у тех, кто слеп, никогда не исполняются долгосрочные планы. Черный эльф с черным мечом. Где ты? Жив ли ты еще, изгнавший меня из Конкра? Если нет, то где погребен? Я хочу найти твою могилу, хочу вскрыть ее, оскорбив твою память, хочу поднять тебя из посмертия – ты был бы достойным рабом. Если ты и вправду все еще топчешь своими никчемными ногами эту обреченную землю, как напророчил мне Прклятый из банки, то недолго осталось…

Ильдиар снова поднял руку. Медленно, как будто с нежеланием, над площадью воцарилась тишина.

– Но что же нам теперь делать, братья? Неужели мы будем предаваться праздному унынию и только оплакивать погибших? Нет! Нет, ибо враг не остановится в Элагоне и в эти минуты готовит армаду нежити, чтобы двинуться к столице! – По толпе прошел легкий и оттого еще более тревожный шум. – Прклятые пройдут по берегам Илдера, сжигая на пути деревни и замки! Они подойдут к стенам города, благословленного самим Хранном, и уничтожат всех, кто осмелится поднять против них оружие!

Теперь над площадью повисла плотным покрывалом гнетущая тишина. Воины уже не встречали каждое слово своего предводителя неистовыми криками, все молча смотрели вверх, где на груди графа де Нота горело неугасимое пламя.

– Но я верю, – паладин заговорил тише, но его голос все равно разносился по всей площади. – И верю не в толщу камня стен, не в огромные ворота и неприступные башни, я верю в то, что, когда Прклятые подойдут к Гортену, у нас не дрогнут руки, не упадут наземь луки, мечи и копья, не подогнутся в страхе колени и мы не рухнем перед ордами нежити, как покорные рабы, готовые по первому слову щедрых победителей пасть ниц! Я верю, что наши мечи будут рубить мертвую плоть врагов, а стрелы полетят точно в цель во славу Хранна. Я верю в вас! Верю, что в ваших сердцах, как и в моем, горит огонь! – И в небеса взвился последний крик войска. Встрепенувшийся ветер разнес его далеко окрест, чтобы все подданные короля услышали, что столица готова к бою, готова сражаться и победить.

Подгорное королевство гномов Ахан.

Вестник в черной кожаной маске – чтобы не нарушать покой темного зала чувствами, отражавшимися на лице и в глазах, – передал свернутый в свиток кусок багровой демонской кожи древнему, как само время, гному с длинной белой бородой и мрачным морщинистым лицом. Заостренным ногтем указательного пальца старик разрезал сшивающие послание черные нити, сделанные из смолистых волос того же демона, с легким шорохом развернул письмо и опустил взгляд на вырезанные ровные руны. Посланец хмуро склонил голову – он знал, что там написано.

Молчание в сумрачном, словно колодец, зале становилось все более угнетающим и дрожащим, как тишина, предшествующая злобному и всегда столь неожиданному раскату грома. Кругом возвышались черные ряды каменных кресел. Там, во мраке, сидели без движения и, казалось, даже без дыхания около трех десятков фигур, неотрывно следящих за глазами старика.

Глава Тинга, облаченный в белые, словно полированный зуб дракона, и изломанные драпировками одеяния, протянул свиток гному, который сидел по левую руку от него. Тот был укутан в длинные тяжелые одежды темно-алого цвета. Они многочисленными складками стекали с подлокотников, сиденья и высокой резной спинки, будто потоки расплавленного

кровавого сургуча, поблескивая в одиноком свете зажженной в центре зала свечи. На его лице лежала непроглядная тень, виднелась лишь испещренная паутиной седины длинная черная борода, подстриженная таким образом, что край ее напоминал не то крюк, не то серп. В нее были вплетены длинные стальные иглы. Гном бросил лишь один быстрый, пронзительный взгляд на послание – всего два слова было там…

– Камень и Пламя. – Треснувшие от времени губы шевельнулись, выпуская хриплые безжалостные слова.

Тьма в зале Тинга колыхнулась молчаливым ужасом и изошла не высказанной вслух болью. Все присутствующие поняли, что их братьев и сестер больше нет в живых, а дом родичей разрушен до основания. Сразу за горем в сердце каждого гнома вошло единственное стремление – жестокая месть. Самая жестокая из всех возможных. Кровь зальет вскорости все подземелья севера, а тоннели затянет пелена летящего пепла и дыма от костров, на которых будут сгорать порубленные демоны. Ножи будут раз за разом впиваться в тела тех, кто выжил, вырывая из них куски плоти, выпуская наружу мерзкую зловонную жидкость, которую они смеют величать кровью. Эти две короткие руны, вырезанные на коже убитого демона, значили: всё – наступил конец. Тэрион пал.

– Мой дом… моя жизнь… – раздался из тьмы самого высокого и дальнего ряда кресел надтреснутый голос. Казалось, это волк в бессилии и ярости рычит, застряв лапой в капкане и истекая кровью. – Мой брат… моя мать… – По широкой каменной лестнице, ведущей вниз, к Кругу Трех Древних, начала медленно спускаться невысокая фигура, звеня сталью и стуча тяжелыми латными сапогами. Казалось, сами камни пришли в движение и решили своими рокочущими голосами нарушить дремучую тишину, что царила под этими сводами.

Чем ближе гном подходил к стоящей на небольшом мраморном постаменте горящей свече, тем четче становился его облик. Латы Подгорного были громоздки и тяжелы, плащ, стекающий со спины, обхватывал бока и сходился на груди большим узлом, из которого торчали два коротких рунических меча со сквозными вырезами на клинках. В выемках на спине висела двусторонняя секира. Дор-Тегли в одной руке сжимал глухой шлем, в другой – большую кованую руну-хранитель, свисающую с пояса на прочной цепочке.

Гном являлся обладателем ярко-рыжей, как безумный огонь в горне, бороды и длинных, собранных за спиной в пучок волос. Из упомянутого пучка торчал большой золотой ключ. Под хмурыми кустистыми бровями залегли глубокие тени, так что невозможно было разглядеть глаза. Все его лицо слилось в непроглядную черную маску.

– Сомкни уста, Щит Ахана, – грозно проговорил Старейшина в кровавом плаще. – Не оскверняй своей речью своды Тинга. Вернись на свое место либо же покинь навеки сии чертоги!

Звания Щита Ахана за всю историю подгорного королевства удостаивались всего лишь четверо гномов – и это были неслыханные честь и уважение. Каждый из прошлых Щитов являлся величайшим героем и воином. Последнего звали Дарин Немегор, он был непризнанным сыном подгорного короля Ахана. Его растерзали драконы на пике Бурь, когда он защищал королевство от нашествия крылатого племени. Он пал, сразив одиннадцать огромных чудовищ… Нынешний Щит был дерзок и своеволен, но никто из сидевших здесь не посмел бы выступить против него в бою. Помнится, сто двадцать рунных кругов назад, когда орки осаждали стены гор, он в одиночку несколько часов удерживал ворота от многотысячной орды. Гном стоял в одиночестве в проеме меж створками и одного за другим отправлял врагов в небытие, не отступая ни на шаг до тех пор, пока не подошли хирды… Что ему стоило нарушить вековое правило Тинга – молчание!

– Мой дом уничтожен… – несмотря на повеление, прорычал рыжебородый Щит. – Мой свод обрушен…

– Как и мой, – раздался холодный голос третьего Старейшины. Его черные, как ночь, одеяния распростерли чернильные драпировки по полу вокруг его трона на несколько футов, и можно было подумать, что по правую руку от белобородого старца вообще никого нет. – Но уже поздно выбивать искры из кремня, Двинн, лорд Тэриона. После бойни топором не машут…

– Я бы махнул!!! – взревел в ответ рыжий гном, теряя остатки самообладания. – Я бы так махнул, что у К’Талкха голова враз отлетела!!!