Смятение чувств
Шрифт:
Вызвать мистера Шоли на разговор о его имуществе не представляло особой трудности. Прежде чем он объявил, что настало время присоединиться к дамам, Адам подвел его к описанию обстоятельств, при которых он приобрел массивную многоярусную вазу для середины обеденного стола; того, сколько он заплатил за различные картины, которые украшали стены; как заполучил, прямо с таможни, обеденный сервиз, которым Адам искренне восхищался, и множество других сведений того же рода. В душе презирая себя, виконт поощрял его разглагольствования на любимую тему. Это было плохо, но гораздо хуже было подвергнуться расспросам, достаточно ли ему нравится мисс Шоли, чтобы жениться на ней, а именно этот вопрос, как он понимал, все время вертелся на
Войдя в гостиную, мужчины обнаружили, что дамы сидят у камина, мисс Шоли была занята вышиванием. Миссис Кворли-Бикс тут же обратила внимание на Адама, призывая его полюбоваться вместе с ней изящным узором, который дорогая мисс Шоли сама нарисовала, и интересуясь, видел ли он когда-нибудь еще такую красоту.
– Я всегда говорю, что она служит мне немым укором, заставляя краснеть, своей энергичностью и своими достоинствами. Я льщу себе мыслью, что я не такая уж посредственная швея, но ее стежки ложатся так ровно, что мне просто стыдно показывать свою собственную работу. А ее музыка! Милая мисс Шоли, надеюсь, вы доставите нам удовольствие сегодня вечером? Позвольте мне позвонить лакею, чтобы он открыл инструмент! Я знаю, что вам, лорд Линтон, понравится ее игра, которая, осмелюсь заметить, просто великолепна.
Адам сразу же откликнулся, сказав, что с большим удовольствием послушает игру мисс Шоли, но та отказалась с такой категоричностью, что не было смысла настаивать. Миссис Кворли-Бикс обратилась за поддержкой к мистеру Шоли, но и это оказалось тщетным.
– Да, она играет очень хорошо, не отрицаю, и я временами не прочь послушать хорошую мелодию, но сейчас нам не нужна музыка, – сказал он. – Любовь моя, я пообещал его светлости показать свой фарфор, так что подойди к моему шкафу и покажи лучшие экземпляры, потому что, как я сказал ему, ты знаешь об этом больше меня.
Она повиновалась, но, поскольку Адам слишком мало знал о фарфоре, чтобы суметь ее разговорить, эта попытка способствовать лучшему взаимопониманию между ними была не слишком удачной. Мисс Шоли, может быть, и обладала немалыми знаниями, но она явно не испытывала воодушевления. Адам, вспоминая, как ее отец говорил ему, что она ничем не уступает справочнику, подумал, что учебник был бы более удачным сравнением. Она могла восполнить пробелы в его знаниях относительно мягкой глины и жесткой; объяснись, что винсенская лазурь на вазе, которой он восхищался, нанесена кистью; рассказать, что пара великолепно глазурованных тварей, сидящих на пьедестале, – это килины [8] ; но когда она Обратила его внимание на прекрасную текстуру чернильницы фарфора Сен-Клод, она сделала это ровным, бесстрастным голосом, и ее руки, когда она демонстрировала тарелку династии Юнчжен с красным дном, были осторожными, но не любящими. Адам вдруг осознал – с проблеском удивления, – что не она, с ее превосходным знанием, по-настоящему любила все эти вазы, чаши и сервизы, а отец, который мог лишь сказать, нежно поглаживая вазу famille noire [9] :
8
Килины – изображения мифического животного на китайском и японском фарфоре
9
Разновидность китайского фарфора, ставшая известной в Европе во время правления императора Канси (1654 – 1722). При его изготовлении растительный орнамент наносился на густой черный фон
– Ее нужно чувствовать, милорд, – и вы всегда отличите!
Казалось странным, что человек, судивший о ценности картины по ее размерам и обставивший свой дом с вульгарной роскошью, не только собирал китайский фарфор, но интуитивно различал хорошее и плохое. Это-то и привлекло интерес Адама. Он старался подбить мистера Шоли на разговор о его хобби, но как только этот джентльмен почувствовал, что его дочь отошла на задний план, он прервался и сказал, убирая в шкаф великолепный сервиз:
– Ну, не знаю, почему мне нравятся эти вещи, но это факт! Вам следует поговорить с моей Дженни, если вы хотите узнать о них: она получила книжное образование; которого у меня никогда не было.
– Я думаю, мисс Шоли не обидится, сэр, если я рискну сказать, что у вас есть нечто более ценное, чем книжные знания.
– Нет, потому что это очень верно, – тут же сказала дочь. – Я узнала про фарфор, чтобы сделать приятное папе, но сама я отнюдь не артистическая натура.
– О, мисс Шоли, как вы можете так говорить? – воскликнула преданная миссис Кворли-Бикс. – Когда я думаю о прекрасных рисунках, которые вы сделали, вашей вышивке, вашем музыкальном таланте…
– Ах да, это мне кое о чем напомнило, – перебил мистер Шоли. – Я хочу показать его светлости рисунок, на котором Дженни изобразила площадь в перспективе. Не могли бы вы, мэм, спуститься в библиотеку и помочь мне его отыскать!
К ее чести будет сказано, миссис Кворли-Бикс изо всех сил противостояла этой беззастенчивой попытке оставить молодую парочку наедине; но все ее уверения, что мистер Шоли найдет набросок в некоей папке с образцами работ, не смогли отвратить его от намеченной цели. Через какие-то несколько минут ему удалось выпроводить упиравшуюся даму в библиотеку, произнеся явную ложь о том, что оба они мигом вернутся.
Ситуация сложилась неловкая, и смущение мисс Шоли не способствовало ее исправлению. Оно послужило лишь поводом к тому, что лицо ее покраснело, а рот оказался на замке; и когда Адам сделал какое-то непринужденное замечание, чтобы как-то разрядить обстановку, она не ответила, но, вскинув на него испуганный взгляд, выпалила: «Прошу прощения!» – и тут же отвернулась, прижав ладони к своим пылающим щекам.
В какой-то момент его единственным чувством была досада от, того, что она настолько неловка. Достаточно было ей ответить с его подачи, и положение можно было бы выправить. Но ее понимающий взгляд, слова, которые она произнесла, та поспешность, с которой она отвернулась от него, сделали это невозможным. Не будь она настолько явно встревожена, он даже мог бы заподозрить ее в попытке заставить его форсировать события.
Она отошла к огню и, после мучительных усилий взять себя в руки, сказала:
– Это… это величайшее наказание – обязанность восхищаться моими рисунками и демонстрировать их гостям – это то, что особенно мне не нравится! Но папа… Вы видите, его ничем не остановишь! Мне… мне очень жаль!
Он распознал любезную, пусть и запоздалую попытку сгладить неловкость, и его досада прошла. После некоторого колебания он сказал:
– Мисс Шоли, вы предпочитаете, чтобы я согласился, что это тяжкое испытание – когда тебе показывают чьи-то рисунки, или… или чтобы сказал, совершенно откровенно, что я не думаю, чтобы какие-то два человека когда-нибудь попадали в столь неловкое положение, как это?
– О нет! В такое унизительное! – проговорила она сдавленным голосом. – Я не знала, что… что папа намеревайся сегодня… так быстро!
– И я тоже – в самом деле! Но он это сделал, и было бы глупо с нашей стороны – вы так не считаете? – делать вид, будто мы не понимаем, зачем нас свели вместе. – Он увидел, как она кивнула, и продолжил, не без труда, но очень искренне:
– Я хочу, чтобы вы были открыты со мной. Ваш отец старается заключить брак между нами, но вам это не нравится, не так ли? Вам не нужно бояться сказать мне об этом – понимаю, как вам может это нравиться, если мы едва знакомы? И опасаюсь, что вы вынуждены принимать меня сегодня помимо вашей воли. Поверьте, вам достаточно сказать мне, что это так, и дело не двинется дальше!