Смысл игры и другие выступления
Шрифт:
Короче. Как бы прекрасен ни был СССР, а для меня он, повторяю, прекрасен при всех его частных недостатках и порожденных этими недостатками жизненных дискомфортах. Как бы ни был прекрасен СССР, но раз его нет, то были стратегические изъяны? Ну были? А значит их надо выявить и исправить, да? Выявить и исправить. А значит нужна не просто реставрация СССР, которая вдобавок и невозможна, — нужен СССР 2.0. «2.0» — это такой жесткий компьютерный образ… знак. То есть это глубокий upgrade, существенно новая, исправленная редакция того же самого.
То же самое с коммунизмом. Надо, во-первых, глубже вообще понять, что такое коммунизм. Какова его история, какую традицию он наследует. Куда эта традиция направлена, в какое будущее. Это же не может быть одна точка, да? Это историческая линия, иначе мы ничего не поймём. Во-вторых, надо сделать поправки на очень новые явления, которые происходят в жизни мира. Между прочим, эти явления, при том, что коммунизм находится на крайней точке своего исторического падения, они дают коммунизму огромные перспективы в XXI веке. Потому что именно сейчас, да-да, именно сейчас, буржуазия почти открыто предала идею развития, отбросила идею развития и превратилась из исторического класса в антиисторический класс. А значит у всего антибуржуазного, а коммунизм — это крайнее
Короче, сейчас не время реставраторских нюнь. Сейчас время стратегического футуристического красного реваншизма. Реставрация обречена на провал, она жалка и никчемна. Реванш возможен в случае, если найдется стратегическая новизна, если она оседлает волну времени, волну вот этой самой турбулентности. И если, оседлав эту самую волну, она на этом политическом серфинге ворвется во второе двадцатилетие XXI века. Может быть, если она этого не сделает, то миру всему конец. И сделать это может именно Россия — я убеждён. Реванш основан на анализе ошибок и их исправлении. Это как когда боксёр хочет выиграть новый раунд, он всё время обсуждает с тренером: «А как я вот этот удар пропустил, а как этот? А какие недостатки были в моей атаке, а какие в моей обороне, а какую я выбрал неправильную линию?». Мучительно это обсуждает, потому что он был в нокауте, и он хочет победить. Реставрация никогда ничего не обсуждает, она всегда говорит, что всё было замечательно, что судья подсуживал, что пол кто-то там полил маслом и что, так сказать, тогда была победа, а нового матча не будет, потому что потому, что кончается на У. В реванше есть воля и есть новизна, и именно это отличает нас от Зюганова. А еще нас отличает от коммунистов, пришедших на Болотную, — не дай им Бог продолжить эту линию — то, что мы патриотические коммунисты, или то, что называется коммуно-патриоты. Вы, господа либералы, считаете это ругательным словом, а для нас это (показывает на приколотую на грудь красно-георгиевскую ленту) является нашим гордым знаком, и мы никогда не пойдём ни на какие шашни с антипатриотическими силами, с пятой колонной иноземцев, с очевидными предателями, а также с иноземцами, которые хотят использовать здешние противоречия в собственных интересах, не совместимыми с жизнью нашего народа и нашей страны. Мы никогда на это не пойдём. И лучше бы вы с этим познакомились, друзья, которые, что-то про меня сочиняют. Познакомились повнимательней, а не искали бы чёрного кота в чёрной комнате, потому что там его нет. Нет и нет. Чужими листовочками занимаетесь, которые не я писал? Выковыриваниями слов? Вы лучше бы занялись тем, как Зюганов в 1996 году во всеуслышание и на всю страну заявил, написал, вбил в свои главные тексты и заставил Партию сказать, что Россия исчерпала лимиты на Революцию. Было сказано это или нет?
Да или нет? Я тогда выступил, тогда всё началось. Тогда началась полемика с Зюгановым. Я тогда спросил: где выдают лимиты? А также квоты и всё остальное? В Вашингтоне? Где? Но там выдают лимиты и квоты на «оранжевую» революцию, а не на революцию как таковую. Всё же остальное зависит от «крота истории». «Так, старый крот! Как ты проворно роешь! Отличный землекоп!». Это Шекспир. Крот истории не понимает, что такое квоты, лимиты. Он роет — и всё. Это — марксизм. А как квоты и лимиты соотносятся с марксизмом, спросил я, ибо Зюганов же ведь не отказался формально от марксизма-ленинизма тогда, но заявил про эти лимиты. Вот лучше бы этим занялись, а также многим другим.
Но главное — оранжизмом. О-ран-жиз-мом! Оранжизму — нет! «Оранжевые» — это американский проект, который делается на американские деньги, с помощью американских спецслужбистов и консультантов, с опорой на американские резидентурные сети и позиции, с использованием американских технологий. Мы об этом поговорим: о Шарпе и обо всём прочем; о так называемых «мирных» революциях; о господине Навальном и его интересе к Шарпу; о том, как Шарп работал в Вильнюсе; о том, как «мирные», безумно «гуманистические» революции связаны со снайперами, которых сажают на крыши, для того чтобы бить сразу по двум сторонам, которые находятся в преддверии столкновения и не хотят сталкиваться, — по народу и по войскам. Мы обо всём этом поговорим. Это «оранжевые» и есть — вот это они. Это американский проект. Я не говорю, что если это американский проект, то все, кто в нём участвует, — агенты ЦРУ. Надо разделять, что такое проект и что такое ресурс. Для «оранжевого», американского насквозь, проекта нужен ресурс. В виде растерянных людей, в виде общественных недовольств, в виде чего угодно ещё. Мне говорят, что на улице очень много людей, которые просто недовольны Путиным. Ну что ж, их полное право — быть недовольными Путиным. Но если они идут к Немцову, Навальному, Собчак и другим, если они несут им свою энергию, то они за это исторически отвечают. Они люди, у них свободная воля. В конце концов, процесс действительно страшно сложен, но есть и простота, моральная простота: если моральное чувство позволяет идти туда — значит, оно позволяет идти туда. Наверное, там много сбившихся с толку людей, растерянных, которые потом опомнятся. Ну что ж, на демократических площадях тоже стояло очень много таких людей. Среди демократических активистов были люди, которые уже через три года опомнились и перешли на другую позицию. Но это же не значит, что в момент, когда они действовали, к ним можно было прийти и сказать: «Ребята, а вы знаете?..» Ребята уже сделали свой выбор. Их волочёт определённая волна.
И что? Что теперь? Теперь можно сделать только одно. Вот этой воронке оранжевой, которая крутится, противопоставить нечто другое. Во имя тех людей, которые недовольны Путиным совершенно справедливо, и чьё недовольство я не только разделяю — я считаю, что то, что сделал Путин, просто несовместимо с жизнью страны. По-настоящему. Я не сейчас, а когда все писали от Путина кипятком, назвал происходящее ликвидкомом. Слышите? Ликвидкомом! То есть комитетом по ликвидации страны. Я сказал, что для того, чтобы понять
И во имя того, чтобы они могли выразить это недовольство, не замарываясь в национальной измене, в фокусах Ксюши Собчак, Миши-2% или 3 %, сколько там. Он хочет, чтобы теперь их стало 7? В фокусах Немцова — Ельцинского пуделя. Чтобы они не замарались во всем этом, а также в играх американцев, которые кончатся только тем, что будут бомбить страну. И не надо говорить мне, что по причине наличия у нашей стране ядерного оружия этого не произойдет. Произойдет! И очень хитрым и двусмысленным образом. Будет сооружена некая просьба о том, что в связи с хаосом американцы должны оккупировать зоны размещения наших ядерных сил. И американцы скажут: ну, это же просьба… Она будет инициирована либеральным крылом Кремля, и после этого как можем мы ее не выполнить. Потом в стране начнется черте что. Мы поставим мир на грань ядерной войны. Американские авантюристы вместе со здешними соорудят из этого черт знает что. Вот во имя того, чтоб этого ничего не произошло, надо не защищать Путина, а идти на альтернативные митинги. Туда, где выступают против власти и оранжизма. Власти и оранжизма, вместе. Это ужасно трудно. Но именно это надо сделать. Именно в этом сейчас историческое спасение России. И именно этим мы и занимаемся. Именно потому мы этим и занимаемся, что мы любим своих соотечественников, которых Путин достал вот так, и не хотим отдавать их во власть оранжизма. А еще мы занимаемся этим, потому что в этом наши идеалы, в этом. А не в криминально-буржуазном гламуре, который устроил Путин, как и его предшественники. Мои идеалы неизменны, как и мое отношение к идеалам, я как считал так и считаю, что жить без идеалов невозможно, точнее скучно и тоскливо до ужаса. Что сдавать их может только жалкая тварь, а я хочу быть человеком. И я буду им до конца и не понимаю, зачем отказываться от этого. Это единственное счастье в мире. Я достаточно сказал о своих идеалах? Достаточно, согласитесь. Вот сказав это, я заявляю: граждане, с этими моими идеалами, идеалами, не совместимыми с путинизмом, я, такой как я есть, я, никуда не сдвигавшийся ранее и не сдвигающийся теперь, говорю всем: отечество в опасности! В такой опасности, в какой оно не было даже в 91 г. Это всё не шуточки — то, что там происходит. Это кризис, быстро переходящий в коллапс. И моя такая констатация не имеет ничего общего с примирением с путинизмом. Я ни к какому примирению с путинизмом не призываю. Эта моя констатация означает совсем другое. Что на данном этапе во имя сохранения страны необходим широкий антиоранжевый фронт. В который должны войти как люди с такими же идеалами, как у меня и моих соратников, так и люди с другими идеалами, так же как и мы любящие Россию, являющиеся такими-же патриотами. Люди, готовые так же, как и мы, в случае иноземного наезда взяться за оружие. И защищать Родину. Родину, а не Путина! Вот такой антиоранжевый и антивластный митинг, созданный широким фронтом, такая единая политика на этом кризисном, сверхкризисном этапе, реализуемая широким фронтом, необходима. Еще раз подчеркиваю тем, кто будет извращать то, что я говорю. Что в предлагаемом нами фронте, выступающем на митингах и проводящим другие действия, нет никакого места «Единой России» и прочим ревнителям нынешнего курса. Но в этом фронте есть место как тем, кто хочет очень резко изменить курс власти, так и тем, кто соединяет антиоранжевость, т. е. патриотизм, и неприятие того, что делает власть, с вот этой самой антивластностью. Даже не с желанием резко изменить курс, а просто с констатацией того, что власть ведет страну к гибели. Вот мы относимся к последним. И именно такие люди должны составить ядро широкого фронта. Есть еще одна причина, по которой это абсолютно необходимо.
Эта причина состоит в том, что если патриотизм — вот патриотизм! — т. е. желание спасать отечество, желание отделиться каким-то образом от оранжевой заразы, жаление бороться с теми, кто уже сейчас готовит нашу оккупацию, — будет монополизирован властью, а антипатриотизм будет монополизирован оппозицией, т. е. противниками власти, то мы уже потеряли страну! Понимаете, её уже нет в этом случае. Потому что в этом случае власть, не повернув стратегически, не изменив базу опоры, а просто осуществив какие элементарные телодвижения, всё равно будет волочь страну к гибели, а вся оппозиция, с которой, в случае если власть поволочёт страну к гибели, будут связаны все надежды, все упования, станет оранжевой, т. е. антирпатриотической. Она заложит этот код в сознание наших граждан, отчаявшихся, — и они смирятся с оккупацией. Смирятся с чем угодно ещё. Очень скоро, если власть будет доводить их до ручки, если власть будет продолжать свой курс, будет именно так.
Поэтому исторически невероятно важно, как бы события ни разворачивались, иметь патриотическую оппозицию, которая была бы стратегически против нынешнего курса, стратегически против нынешнего криминального-буржуазного гламура. Стратегически была бы антибуржуазной вообще! И при этом национальной, патриотической. Вопрос наличия такой оппозиции сегодня, при том раскладе который мы имеем, — это вопрос жизни и смерти!
Соответственно, мы не охранители. Мы совсем другие. Пусть охранители действуют с оглядкой на Кремль. На двусмысленный до крайности Кремль, уже очень напоминающий Кремль эпохи Горбачёва и Яковлева. Мы на Кремль оглядываться не будем. У нас к нынешнему Кремлю претензий больше, чем у оранжевой улицы. И эти претензии носят гораздо более глубокий, острый и принципиальный характер. Но ни в какой внутриполитической борьбе нельзя снюхиваться с иноземцами, готовящими оккупацию России. Те, кто будут так снюхиваться, должны запомнить, что они получат отпор. Что всё, что они получат при жизни, — это глубокое политическое фиаско; а то, что, они получат после смерти, — это историческое проклятие своего народа!
Заявляя это, мы собираем 23 февраля в День Защитника Отечества не заурядный митинг. Мы не спецы по митингам, и у нас, как все понимают, нет политических претензий. Мы не выдвинули своего кандидата в президенты, мы не идём сейчас на прямую политическую арену — мы пойдём на неё, когда поймём, что ситуация стала терминальной, не сомневайтесь, мы в этот момент придём и туда. Но пока нас там, очевидно, нет. Мы просто видим, что страна зависла над пропастью — действительно зависла над ней как в 91 году! — и мы не хотим, не хотим, чтобы при нашей пассивности, в том числе уличной, при понятной всем общенародной растерянности, при параличе охранителей, вполне таком же, как 91 году, страна опять рухнула в пропасть. А она может туда рухнуть в любую минуту!