SnakeQueen
Шрифт:
– Я была слепа.
– Нет, не всегда. Помнишь тот бой? Тот самый бой в Лондоне против Лины Тейлор? Ты была в зале, радовалась за меня тогда, и мне было так приятно, что я едва сдержала слёзы.
– Да, я помню.
– Иногда мы с тобой чувствовали почти одно.
– Так, значит, для тебя это путь предопределения?
– Мне так кажется. Я многое поняла за это время. Теперь знаю, что сражаюсь лишь потому, что это моя судьба. Не жду ни славы, ни богатств, безразлична к победам и поражениям, просто хочу пройти этот путь до конца. Встретить лучших из них, увидеть великие бои, окраситься кровью, как и положено. Хочу, чтобы
– Прямо как воин-поэт, – улыбнулась Хелен.
– Может, это и есть путь воина… Не знаю. Нет способа узнать. Никто не скажет. Надо просто идти.
IV
Тайлер легко доверил ей сесть за руль своего «БМВ».
– Мы же теперь партнёры, – сказал он. – Считай, что моя машина – это твоя машина. Если, конечно, я не уехал на ней по делам.
– Я не против, – ответила она.
– Не новая, но работает исправно. Только не мучай движок сверх меры. Эта «семёрка» такая же длинная и широкая как американские тачки, но есть в ней особый шарм. Купил её уже после смерти отца, на остатки семейных денег. Потратил девять штук. Из-за этого у меня был большой скандал с матерью. Не знаю… наверное, хотелось дешёвых понтов, или просто бесился после всего, но она мне в итоге очень понравилась. Не слишком экологичная, к тому же громко ревёт. Самое то для Калифорнии со всеми этими грёбанными зелёными фанатиками.
– Крутая тачка. Почти как у Тупака была. В такой его застрелили.
– Правда?
– Ну, да. «Семёрка» 96 года, мотор 5.4 литра, тоже чёрная.
– Не знал. Видимо я не такой поклонник его творчества как ты.
В Окленде, когда они неспешно катились по улицам на этой чёрной, прижатой к земле машине с тонированными задними стёклами, их, наверняка, могли принять за членов банды, учитывая, что «бордер бразерс» предпочитали именно чёрный цвет. Тайлер говорил, что не знает, даёт ли это большую безопасность или наоборот, однако был уверен, что ничего серьёзного не случится. Иногда на них задерживали слишком пристальные взгляды, но ничего больше. В конце концов, машина даёт некоторую защиту, стреляют обычно в тех, кто стоит на улице.
В тот день, когда он подарил ей пистолет, они ехали из Окленда в Сан-Франциско, и она была не в лучшем настроении, всё время стараясь чем-то его задеть.
– Что говорить обо мне? Лучше, давай, о тебе, – предложила она, пока они миновали Бэй-Бридж и туннель у Трежер-айленд.
– А что обо мне?
– Почему ты никак не можешь найти себе постоянную работу? Слышала твои оправдания, что не хочешь быть рабом корпораций, но это же просто смешно. Каким образом моя работа в чёртовом «Лифте» может лишить меня свободы? Вечно у тебя только подработки. Остановился бы уже на чём-нибудь одном.
– Мне и так хорошо, – отвечал он. – Хочешь сказать, что я не могу сконцентрироваться на чём-то? Как будто диагноз мне ставишь в младших классах школы.
– Ну, выглядит именно так.
– Вот, значит, как я для тебя выгляжу? – в его голосе была лишь ирония. – Ты у нас психолог? Ну, давай, опиши меня.
– Могу и описать.
– Давай. Не жалей моих чувств.
– Ты из тех типажей, что отбирают для съёмок в рекламе какого-нибудь мужского геля. У вас, американцев, принято всё время улыбаться. После Лондона
– У тебя сегодня, похоже, отличное настроение.
– Но внутри ты не такой, внутри ты совсем не улыбаешься, – продолжала она. – Ты полнишься мировой иронией как тот шут из Шекспира, и шутки твои скорее горькие.
– Даже не знаю, что и сказать… Насчёт же твоих претензий. Я неплохо зарабатываю и на своих подработках. Например, у меня есть знакомый в одной курьерской кампании, который звонит, если попадается выгодный заказ. За один рейс могу сделать приличные деньги.
– Один или два раза. По итогам месяца ты имеешь едва две-три штуки. Я привожу четыре или пять. Нам нужны деньги, сам знаешь.
– Ну, я живу в калифорнийском ритме. У нас тут особый ритм жизни, понимаешь? Покурил травы, отдохнул, немного поработал. Ты вкалываешь как грёбанный мексиканец, настоящая машина. Я так не могу.
– Работаю за двоих. Кстати, я давно не видела, чтобы ты курил.
– Теперь, когда мы занимаемся серьёзным спортом, я почти завязал. К тому же, знаю, что тебе не нравится этот запах. Считай, что ради тебя бросил.
– Ну, спасибо.
– У нас есть только одна миссия – это твой путь к чемпионству. Об этом не забываю никогда. Будь у меня постоянная работа, я не смог бы тебя сопровождать на шоу, не смог бы быть твоим менеджером.
Он был серьёзен, и она понимала, что для него это, действительно, самое важное.
– Ладно. Наверное, я зря на тебя наезжаю.
– Кстати, насчёт нашего разговора. Я обещал тебе подарок. Твой ствол.
Тайлер достал из бардачка пистолет, длинное тело которого блеснуло на солнце, как белая рыба, плескающаяся на поверхности реки.
– Как насчёт этого? Из старых запасов отца. Такой же дикий как ты.
– Вот это да, – она не могла сдержать восхищения.
Так бывает, когда видишь давно желанную игрушку, что вдруг попадает тебе в руки.
Это был классический «Кольт 1911» 45 калибра в прекрасном исполнении, с серебристыми боками и белыми рифлёными вставками на рукояти. Она знала, что он создавался, чтобы убивать воинов. Когда американские солдаты обнаружили, что их старые револьверы слишком слабы, чтобы остановить филиппинских дикарей, охваченных боевым опьянением, бросавшихся в бой с копьями и ножами, они затребовали что-то, способное свалить человека с ног. Даже теперь, глядя на него, она чувствовала скрытую в нём силу и представляла, как кто-то стреляет в набегающего дикаря, покрытого боевой раскраской, и удар пули в лоб откидывает голову как правый хук боксёра-тяжеловеса.
– Пойдёт? – спросил Тайлер. – Отец купил его ещё в восьмидесятых.
– Да, он великолепен, – она взяла «Кольт», придерживая руль левой рукой, и кое-как засунула себе за пояс. – Прости, что наезжала. Ты прямо заставил меня чувствовать вину. Отличный подарок.
– Потом я патронов подгоню.
– Отлично. Знаешь, ты не первый, кто дарит мне пистолет.
– Тебе уже дарили ствол? Когда это?
– Это долгая история. Может быть, потом расскажу.
– Только ещё раз прошу. Будь осторожна с этим.