Снайперские дуэли. Звезды на винтовке
Шрифт:
Каждый из нас как можно короче, конкретней и подробней доложил все то, о чем ему было известно, и о том, чего хотелось бы. А хотелось всем без исключения одного — как можно скорее погнать фашистов от Ленинграда. Всем поперек горла стояла теперешняя наша оборона — неудобная, открытая, болотистая, просматриваемая и простреливаемая немцами. Всем хотелось настоящего дела. Поэтому доложили мы все как есть. Да и действительно, кому, как не нам, разведчикам, саперам да снайперам, в совершенстве знать оборону противника, которая ежедневно просматривается, изучается
Внимательно выслушав каждого и немного помолчав, командующий всем сразу поставил один вопрос:
— Картина ясна. Хочу теперь спросить у вас одно: можно ли взять Урицк боем? С ходу, неожиданно? Ваше мнение?
— Безусловно! — чуть ли не в один голос ответили мы. — Только, конечно, при хорошей подготовке и при взаимодействии всех родов войск!
Командующий встал. Вскочили и мы. Генерал поблагодарил всех за беседу и каждому пожал на прощание руку. Только меня почему-то обошел своим вниманием и отошел к своему столу. Взял оттуда что-то, повернулся к нам и произнес:
— Ну что ж, товарищи, спасибо вам за службу! А вас, товарищ Николаев, от имени Военного совета сорок второй армии награждаю за активное уничтожение фашистской нечисти именными часами! — И, протянув мне коробочку, пожал руку.
— Служу Советскому Союзу! — ответил я взволнованно.
Когда он разрешил нам всем «быть свободными» и мы вышли из кабинета, ребята попросили показать подарок. Это были большие карманные часы фабрики имени Кирова. На задней крышке было выгравировано: «Тов. Николаеву Е. А. за боевое отличие в борьбе с немецким фашизмом от Военного совета армии».
Ребята смотрели на часы, читали надпись, поздравляли меня, и никто из нас и предположить не мог, какая судьба уготовлена и мне, и этим часам в самом скором времени…
Обратный путь мы проделали в том же порядке — по штабам, только теперь по нисходящим.
В штабе дивизии и в полку поинтересовались содержанием разговора с генералом, рассматривали мои часы, читали надпись на их крышке, но никто не спросил: «А не голодны ли вы, ребята?» На приглашение «отобедать с нами» мы, конечно, не рассчитывали — не те времена. Но хотя бы отпустить нас пораньше могли бы…
Путь от штаба полка до КП батальона я проделал на предельной скорости — так велико было желание быстрее добраться и чего-нибудь поесть. А путь был нелегким и неблизким по петлявым фронтовым заснеженным дорогам.
«Кажется, что-то затевается», — подумал я, торопливо пробираясь в расположение роты по заметно изменившимся за мое отсутствие траншеям: у землянок валялись пустые цинковые патронные коробки, шуршала под ногами промасленная оберточная бумага от гранат, бойцы озабоченно проверяли свое личное оружие.
Командир роты лейтенант Буторин, которому я доложил о своем возвращении, торопливо приказал:
— Беги скорей к себе во взвод: есть приказ — через час атакуем!
«Успеть бы только немного подзаправиться перед боем», —
Успеваю написать коротенькое письмо домой и я.
Из письма с фронта в Тамбов матери:
Дорогая мамуля! У нас по-прежнему все тихо и спокойно — как всегда. Сегодня собираемся переезжать в другое место — там должно быть намного лучше, чем тут. Так что мне сейчас некогда писать, переедем — сразу напишу подробнее. Могу еще сообщить, что мне вручили награду: именные часы от командарма.
Всем привет. Не болейте и не скучайте, если писем долго не будет. С переездом, с новой почтой все может быть. Еще раз крепко целую.
Вот уже командиры отделений докладывают о готовности личного состава к бою. Отдаю им распоряжение — проследить, чтобы бойцы не маячили зря в траншеях, не привлекали излишнего внимания противника, а отдыхали в землянках.
До условного сигнала оставалось еще минут двадцать.
— Дал бы ты мне чего-нибудь перекусить, — обратился я к ординарцу. — Не ел, считай, два дня.
— Ах ты, черт, — протянул мой ординарец. — И как же это у нас получилось нескладно? Понимаешь, командир, виноваты мы: думали, не вернешься к нам! День ждали, два, а потом все и съели. Уж извини, командир! Письма вот есть — целых три, и все из Тамбова.
Он вытащил из противогазной сумки и подал конверты со знакомым и дорогим мне почерком. «От матери! — обрадовался я. — Прочту после, когда один буду!» И сунул конверты в карман ватных брюк. Туда же, в специальный кармашек справа, положил и часы, взглянув на них последний раз — до сигнала оставалось ровно пять минут.
Вот она, долгожданная минута, которая дает зарядку на весь бой: в морозное небо с шипением взвились три ракеты, окрасив снежную равнину за бруствером сначала в зеленый, а потом и в красный цвет. Я перемахнул за бруствер, вскочил и выпрямился, оглядываясь на свой взвод: наши траншеи опустели.
— Вперед! За Родину! Ур-а-а! — крикнул я, и громкое, многоголосое «ура!» раскатисто пронеслось по всему нашему переднему краю — батальон пошел в атаку.
Почти без потерь наша рота с ходу ворвалась в первые фашистские траншеи. И, уже не сознавая ничего, не видя ничего, кроме спин удиравших врагов, не обращая внимания на трескотню автоматов, на разрывы гранат под ногами, рота овладела вторыми, а затем на плечах перепуганных фашистов и третьими траншеями. Действуя штыком и прикладом, приканчивала эту погань, гранатами выкуривала гитлеровцев из их крепких землянок.