«Снег», укротивший «Тайфун»
Шрифт:
Речь шла о передислокации войск и артиллерии из региона под Москву.
Сталин торопил развитие этой инициативы.
— Товарищ Апанасенко, на вас я возлагаю ответственность этой операции. Переброска должна проходить под вашим личным контролем. Поняли?
— Так точно, товарищ Сталин, — коротко, по-армейски ответил генерал.
— Ну вот и хорошо, что вы поняли. Но учтите еще одно обстоятельство — с учетом ограниченной пропускной способности Транссиба надо сделать все возможное, чтобы указанный транспортный негатив не помешал в проведении этого секретного мероприятия. Максимально нужно сократить сроки
— Будем делать все, чтобы решить задачу, и я считаю, что она решаема, с учетом общей обстановки и знания местных условий. У нас есть резервы, — четко отчеканил командующий Дальневосточным фронтом.
— Тогда на этом и закончим. — Сталин привстал из-за стола, чтобы дотянуться до потухшей трубки. — Свободны, товарищи…
С учетом слабой пропускной способности единственной железнодорожной ветки, эвакуации на восток промышленного оборудования и населения с запада, технических возможностей и инструкций Наркомата путей сообщения (НКПС) переброска войск могла занять несколько месяцев. Но железнодорожники нарушили все возможные технические ограничения. Дальневосточные дивизии были переброшены на запад в течение… трех недель. Поезда шли при полной светомаскировке, без световых сигналов, со скоростью курьерских — 800 км в сутки. Это были хорошо оснащенные и обученные дивизии, отличающиеся высокой боеспособностью.
Со временем танковый стратег вермахта генерал-полковник Гейнц Гудериан по поводу переброски наших войск с Дальнего Востока напишет:
«Эти войска с невероятной до сих пор скоростью, эшелон за эшелоном, были направлены на наш фронт».
Глава 13
Исповедь солдата
О событиях битвы под Москвой, как правило, читатели осведомлены из мемуаров, написанных полководцами. Так уж заведено, подобные мемуары нередко повествовали о жизни, которую мемуарист хотел бы прожить. Как отмечал польский поэт и автор коротких афоризмов Станислав Ежи Лец, описание жизни человека, выдуманное им самим, является подлинным.
Но мне хотелось вложить в рукопись книги слова солдатской правды, услышанные от рядового бойца из заснеженных окопов зимы образца 1941/42 года под Москвою, пережившего ад одного из крупнейших сражений Великой Отечественной войны.
Работая над этой книгой, автор взял эксклюзивное интервью у коренного жителя столицы, участника Московской битвы, воевавшего в звании рядового в составе 77-го стрелкового полка Шорина Валентина Алексеевича, ставшего в последующем видным советским дипломатическим работником.
За особые заслуги перед Советским Союзом и Российской Федерацией в области внешней политики распоряжением Президента РФ В.В. Путина от 29.12. 2001 № 724-рп ему было установлено дополнительное к пенсии пожизненное ежемесячное материальное обеспечение. А заслуг у этого человека много, но о них в другом повествовании. Мемуары он не писал. А когда автор спросил у него почему — ответ последовал четкий и глубокий по смыслу:
— Хм… Мемуары — это публичная исповедь в грехах своих ближних. А я не хочу плодить грехи.
— Валентин Алексеевич, как вы попали на фронт и когда? — интересуюсь у бывалого солдата, обожженного войной на всю оставшуюся жизнь.
— После окончания десятого класса 434-й средней школы бывшего Сталинского района Москвы 17
— Подавали заявления?
— Да! Из нашего класса, если память не изменяет, трое уехали поступать в военные училища: Таушнянский, Либерман, Шмырев…
— А каким запомнился вам день 22 июня?
— Помню, в этот день мы, пацаны соседских дворов, до умопомрачения играли на небольшом пятачке «ничейной земли» в футбол. Такую землю для игр в футбол, лапту, городки можно было тогда встретить в любом микрорайоне столицы. Ворота обозначили брошенными на землю майками и рубахами. Играли несколько многочасовых таймов с переносом окончания матча «до последнего гола». Этих последних голов, наверное, было штук десять — так хотелось играть. Сил было полно в молодом теле.
Узнали о начале войны только к исходу дня. Когда пришло осознание, что враг опасный, война будет большая и, по всей вероятности, надолго, побежали в военкомат с просьбой призвать в армию. Растерянный военком нас почему-то прогнал, заявив, что у него много забот с призывниками 1920 года рождения, а вы, мол, еще «зеленые фрукты», должны немного «поспеть».
Но вскоре и нас, восемнадцатилетних, погрузили в машины и отправили на рытье противотанковых рвов. Ехали ночью, поэтому трудно было ориентироваться на местности. Наутро подвезли к Днепру в районе между Вязьмой и Смоленском. Жили в зданиях опустевших клубов, школ, ферм. Организаторы кормить нас часто забывали. Мы завидовали проходящим на запад войскам с дымящимися на ходу полевыми кухнями. Радовались, когда останавливалась какая-то часть. Командиры отдавали приказ накормить и нас…
— А когда вас призвали в армию?
— Вскоре. Я оказался в 77-м стрелковом полку 26-й стрелковой дивизии 8-го стрелкового корпуса 20-й армии Западного фронта. Солдаты в основном были с начальным образованием. У нас в батальоне имелось три роты. Первая, вооруженная автоматами ППШ, вторая — винтовками с боезапасом от 3 до 9 патронов у каждого стрелка, третья — ополченцы без оружия. Им командиры сказали: «Ваше оружие — на поле брани…»
Я стал командиром противотанкового орудия — 45-миллиметровой пушки — «сорокапятки». Расчет — 7 человек, вес пушечки в боевом снаряжении — полтонны. Как правило, ее таскали три лошадки. Они довозили пушку с зарядными ящиками до позиции, затем коневоды уводили наши «живые моторы» в тыл. Берегли «лошадиные силы». В декабре сорок первого в районе Волоколамска наша 26-я дивизия полегла полностью вместе с 77-м стрелковым полком.
Видел проход мимо наших позиций конной группы под командованием генерала Льва Михайловича Доватора. Помню, стоял морозный, заснеженный день. А они все мчались в темных бурках. Я тогда подумал — они ведь мишенями станут на белом фоне заснеженного поля. Через несколько дней доваторцы возвращались на лошадях уже в белых маскхалатах. Недавно я прочитал стихотворение гвардии старшего сержанта Я. Е. Энтина и был поражен точностью передаваемых впечатлений. Оно меня тронуло до глубины души.
Вот послушайте: