Снег
Шрифт:
Когда в чайную вошла Захиде, Ка и Фазыл смотрели по телевизору на грузовик, который загадочным образом продвигался по какому-то лесу. Захиде отдала Ка желтый конверт, который не вызвал у Фазыла никакого интереса. Ка прочитал записку, лежавшую внутри: она была от Ипек. Кадифе и Ипек хотели видеть Ка через двадцать минут, в семь часов, в кондитерской "Новая жизнь". Захиде узнала от Саффета, что они в чайном доме "Удачливые братья".
Фазыл сказал вслед Захиде:
— Ее племянник в нашем классе.
— Он ужасный любитель карт. Он никогда не пропускает петушиные бои, собачьи бои на ставки.
Ка отдал ему ученический билет, который забрал у полицейского.
— Меня ждут в отеле на обед, — сказал он и поднялся.
— Ты
И ему стало неудобно из-за выражения скуки и жалости на лице Ка. "Я хочу убить себя". Когда Ка выходил из чайной, он прокричал ему вслед:
— Если увидишь ее, скажи, если она снимет платок, я убью себя. Но я сделаю это не из-за того, что она сняла платок, а из-за удовольствия убить себя ради нее.
Поскольку до встречи в кондитерской еще было время, Ка свернул на боковые улицы. Проходя по Канальной улице, он увидел чайную, где утром написал стихотворение "Улицы мечты", и вошел внутрь, но на ум ему пришло не новое стихотворение, как ему хотелось, а желание выйти через черный ход полупустой чайной, заполненной сигарным дымом, на улицу. Он прошел заснеженный двор, в темноте перелез через низкий забор и, поднявшись на три ступеньки вверх, под лай той же собаки на цепи спустился в подвал.
Здесь горела бледная лампа. Внутри кроме запаха угля и запаха несвежего воздуха Ка почувствовал еще и запах ракы. Рядом с гудевшим котлом парового отопления были несколько человек, отбрасывавших тень. Увидев, что среди картонных коробок сидят и пьют ракы сотрудник НРУ с птичьим носом, больная туберкулезом грузинка и ее муж, он вовсе не удивился. Казалось, они тоже не удивились появлению Ка. На голове у больной женщины Ка увидел шикарную красную шляпку. Женщина угостила Ка сваренным яйцом и лепешкой, а ее муж стал наливать Ка рюмку ракы. Когда Ка чистил скорлупу яйца, сваренного вкрутую, сотрудник НРУ с птичьим носом сказал, что эта квартира в котельной — самое теплое место в Карсе, просто рай.
Стихотворение, которое Ка написал в последовавшей тишине, без всяких неприятностей и не пропустив ни одного слова, называлось «Рай». То, что оно было размещено как раз на оси фантазии, далеко от центра снежинки, не означало, что рай — это воображаемое будущее; для Ка это означало то, что воспоминания о рае могли остаться живыми только в воображении.
Вспоминая это стихотворение в последующие годы, Ка перечислил некоторые воспоминания по отдельности: летние каникулы в детстве, дни, когда он сбегал из школы, когда они с сестрой забирались на постель, где лежали родители, некоторые рисунки, которые он рисовал в детстве, встреча и поцелуй с девочкой, с которой он познакомился на школьной вечеринке.
Когда он шел к кондитерской "Новая жизнь", он думал обо всем этом столько же, сколько и об Ипек. В кондитерской Кадифе и Ипек уже ждали его. Ипек была такой красивой, что Ка в какой-то момент показалось (также и под влиянием ракы, которую он выпил на пустой желудок), что он сейчас заплачет от счастья. Сидеть за одним столом с двумя красивыми сестрами и разговаривать с ними — это придавало Ка ощущение не только счастья, но и гордости: ему хотелось бы, чтобы его с этими двумя женщинами увидели престарелые турецкие торговцы во Франкфурте, которые каждый день улыбались ему и здоровались, но в кондитерской, где вчера убили директора педагогического института, сейчас совершенно никого не было, кроме пожилого официанта. Пока они сидели в кондитерской "Новая жизнь" вместе с Ипек и Кадифе (пусть даже одна из них и была с закрытой головой), в сознании Ка все время присутствовал образ фотографии, снятой с улицы, на которой он был бы изображен за столом с двумя красивыми женщинами, словно в зеркале заднего вида, в котором постоянно видна идущая сзади машина.
Сидевшие за столом женщины, в отличие от Ка, вовсе не испытывали беспокойства.
— Ладживерт покинул собрание в гневе. Кадифе сейчас очень раскаивается в том, что сказала там. Мы отправили туда, где он прячется, Захиде, но там его не оказалось. Мы не можем найти Ладживерта.
Ипек начала говорить, как старшая сестра, которая пытается помочь младшей найти выход из ее неприятностей, но сейчас и она сама выглядела слишком встревоженной.
— Если вы найдете его, что вы у него попросите?
— Сначала мы хотим убедиться, что он жив и что его не поймали, — сказала Ипек. Он бросила взгляд на Кадифе, которая, казалось, вот-вот расплачется. — Принеси нам новости о нем. Скажи ему, что Кадифе сделает все, что он пожелает.
— Вы знаете Карс намного лучше меня.
— Вечером, в темноте, мы только женщины, — сказала Ипек. — Ты узнал город. Иди в чайные дома "Лунный старец" и "Светлый путь" на проспекте Халит-паши, куда ходят студенты-исламисты из лицея имамов-хатибов. Там, конечно, сейчас кишит полиция, но они тоже сплетники, если с Ладживертом случилось что-то плохое, ты узнаешь об этом.
Кадифе вытащила носовой платок и собиралась вытереть нос. Ка решил, что она расплачется.
— Принеси нам новости от Ладживерта, — сказала Ипек. — Если мы задержимся, отец будет за нас волноваться. Он также ждет тебя на ужин.
— Посмотрите и в чайных в квартале Байрам-паши! — сказала Кадифе, вставая.
В беспокойстве и грусти девушек было что-то такое хрупкое, такое привлекательное, что Ка прошел с ними полпути из кондитерской до отеля "Снежный дворец", потому что не мог расстаться с ними. Насколько Ка привязывал к ним страх, что он может потерять Ипек, настолько же и загадочное общее чувство вины, которое он испытывал (они все вместе делали что-то втайне от их отца). Ему подумалось о том, что когда-нибудь они поедут с Ипек во Франкфурт, что приедет и Кадифе, что они все втроем пойдут по Берлинскому проспекту, заходя в кофейни и глядя на витрины. Он совсем не верил в то, что сможет выполнить данное ему задание. Чайная "Лунный старец", которую он нашел без труда, была такой заурядной и постной, что Ка, почти забыв, для чего пришел сюда, какое-то время в одиночестве смотрел телевизор. Вокруг было несколько юношей студенческого возраста, но, несмотря на его усилия завязать беседу (он заговорил о футбольном матче по телевизору), никто к нему не подошел. А Ка между тем сразу приготовил пачку сигарет, чтобы угостить их, и положил на стол зажигалку, чтобы кто-нибудь попросил разрешения воспользоваться ею. Поняв, что не сможет ничего узнать и от косоглазого продавца, он вышел и пошел в чайный дом "Светлый путь", который был неподалеку. Здесь он увидел несколько юношей, смотревших тот же футбольный матч. Если бы он не заметил газетные вырезки на стенах и таблицу встреч Карсспорта за этот год, он бы не смог вспомнить, что вчера разговаривал здесь с Неджипом о существовании Аллаха и о смысле мира. Он увидел, что рядом со стихотворением, которое он читал вчера вечером, другой поэт написал и повесил пародию, и он начал переписывать ее в свою тетрадь:
Ясно: мама из Рая не выйдет, не сможет нас обнять, И отец наш никогда ее не перестанет избивать. Все равно будет сердце теплеть, а душа — оживать. Потому что это судьба; утопая в дерьме, будем Карс мы как Рай вспоминать.— Ты пишешь стихи? — спросил мальчик-продавец, стоявший напротив.
— Молодец, — сказал Ка. — Ты умеешь читать вверх ногами?
— Нет, братец, я и нормально читать не умею. Я бросил школу. А потом я уже вырос, грамоте так и не смог научиться, а теперь уже поздно.