Снежная роза
Шрифт:
Она в комнате с эркерами. Одна. И ей интересно, что происходит.
Женщины направляются к лестнице. Похоже, они точно знают, куда идут.
– Вы наверх? – спрашиваю я.
– Гм… да, – говорит Агнес. Тон ее голоса скучающий, будто я спрашиваю о совершенно очевидном.
– Зачем?
– Чтобы посмотреть.
Они уже на лестнице и едва обращают на меня внимание. Мне нужны кое-какие ответы, поэтому я следую за ними. Агнес бросает на меня взгляд поверх перил:
– Не стоит идти за нами. Это
– Умираю, хочу кофе, – с улыбкой говорит София. – После этого путешествия… Если вы не возражаете.
Я останавливаюсь на лестнице, разрываемая желанием пойти с ними и необходимостью подбодрить Хедер.
– Хорошо, – неохотно отвечаю я. – Я сделаю.
Они быстро поднимаются по лестнице и исчезают в проеме двери наверху.
Я обхватываю руками голову. Я потерпела фиаско. Что, черт возьми, происходит? Я уверена, что меня они не узнают, однако достаточно одного взгляда на Хедер… Если они видели в новостях любую фотографию, они сразу узнают ее. И в любом случае в контракте нет ни слова о детях. Им не позволено здесь быть. Страховка, сказала Элисон, когда упомянула об этом. Я ответила, что это не имеет значения, поскольку я не беру с собой детей. Она осталась довольна.
Имеет ли это значение, если они сейчас выставят меня? Я не могу оставаться. Я должна уехать. Но куда?
Я поспешно иду к комнате с эркерами и открываю дверь.
– Хедер!
В комнате никого нет. Я лихорадочно озираюсь по сторонам. Она была здесь. Я оставила ее здесь. Где она? Здесь некуда спрятаться…
– Хедер, ты где?
Я возвращаюсь в вестибюль. Здесь ее нет, нет и под навесом, который она соорудила из пальто. Должно быть, она выскользнула из комнаты, пока я была на лестнице с гостьями. Я бегу через вестибюль в западное крыло и нашу спальню. Она пуста, но Теддингтон лежит на полу, а окно открыто. Я подбегаю к окну и выглядываю, как раз вовремя, чтобы заметить мелькание светлых волос, исчезающих под лавровым деревом.
О господи. Бедный ребенок. Я сделала из нее такого же параноика и трусишку, как я сама. Вероятно, она будет оставаться в своей берлоге до тех пор, пока не появлюсь я и не скажу, что горизонт чист.
Я чувствую себя виноватой, когда иду на кухню и на автопилоте наполняю чайник. О чем думает и что чувствует Хедер? И что мы будем делать, если эти женщины действительно здесь поселятся? Вариантов у меня немного. Я не могу взять Хедер в путешествие в никуда. Она всего лишь ребенок, она не может жить в автомобиле. Наши фотографии опубликованы в прессе, нас сразу узнают. На первой же станции техобслуживания, где мы сделаем остановку, нас задержат. Мы не можем поехать домой. Мы не можем никуда поехать.
Пока я завариваю кофе, мои тревожные мысли ходят по замкнутому кругу. Я несу поднос в вестибюль и слышу тяжелый стук двери наверху и разговор. Первой я слышу
– …Чудовищно! – говорит она. – Куда хуже, чем на снимках. Эти туалеты просто омерзительны. Если он думает, что я их отчищу, он просто сумасшедший. Пока это самое худшее место.
София говорит успокоительно:
– Да ладно тебе, все хорошо. Всего лишь немножко грязи. Мы с этим справимся. Кроме того, если потребуется, мы можем получить помощь.
– Вот ваш кофе, – говорю я, держа в руках поднос с тремя кружками и кувшинчиком молока. – Вы пьете с сахаром?
Обе качают головами, глядя на меня так, будто успели забыть о моем существовании.
Затем София говорит:
– Спасибо, Рейчел. Мы идем.
Пока они спускаются по лестнице, я киваю в сторону восточного крыла дома:
– Идемте туда.
Я веду их в старую столовую. Через минуту мы усаживаемся за ближайший край стола, держа в руках кружки с кофе. У меня было время подумать, и я чувствую себя более бдительной и способной взять на себя инициативу.
– Зачем вы осматривали верхний этаж? – не раздумывая спрашиваю я. – Там будут делать ремонт? Интересно, какие у компании планы насчет этого жилья? Такой изумительный старый дом!
Я говорю искренне. Двух недель, проведенных здесь, мне хватило, чтобы полюбить этот дом. Хотя мы обжили лишь крошечную его часть, я начала ценить красоту и характер, скрывающиеся под покровом упадка. В нем есть какая-то печаль, которую я не могу идентифицировать, однако она гармонирует с моим теперешним состоянием. Дом и я со всеми нашими потерями и разрушениями ощущаем какую-то симпатию друг к другу. Оба мы подобны великолепным творениям, которые были заброшены и теперь полны призраками и воспоминаниями.
– Не совсем ремонт, – говорит София. Из них двоих она кажется более мягкой. Возможно, только кажется. Весь этот шарм частной школы. – Скорее подготовка. – Она адресует слабую улыбку Агнес. – Вы же знаете, подготовка – это все.
– Безусловно, – говорю я. – Но подготовка к чему?
– К мероприятиям, – говорит Агнес слегка раздраженным тоном. – А в вашем случае это означает подготовку к нам.
Я недоуменно смотрю на нее:
– Что вы имеете в виду?
– Мы сюда переезжаем.
– Когда?
– Скоро. Завтра. Рано.
Я ахаю от такой оперативности:
– Но Элисон говорила, что предупредит меня о чем-либо подобном! – Я в ужасе. Это слишком быстро. – Я не понимаю, почему это так необходимо.
Агнес задерживает на мне внимательный взгляд.
– Вам и не надо понимать. Дом принадлежит компании. Она имеет право поселить здесь кого угодно в любое время. Если вам это не по вкусу, можете съезжать.
София бросает на нее обеспокоенный взгляд и мягко говорит мне:
– Но в этом нет нужды. Мы здесь не для того, чтобы вас прогнать. Честное слово, мы не будем вам мешать. Большую часть времени вы и знать не будете, что мы здесь. У нас так много дел!
Конец ознакомительного фрагмента.