Снежная слепота
Шрифт:
Джино помотал головой:
– Я все не могу поверить, что это место так давно существует здесь и никто даже не слышал о нем. Почему такая таинственность?
– На самом деле тут нет никакой таинственности, просто они себя не рекламируют. Это обеспечивает еще один уровень безопасности.
– Так каким же образом женщины находят его? – спросила Айрис. – Как его нашла ваша сестра?
– Есть что-то вроде подпольной сети… и я слышал, в ней есть сайт, на который можно выйти, если ты знаешь, у кого спросить.
– У них почти вся система безопасности
Сэмпсон пожал плечами:
– Оружие у них было всегда. Мэгги сказала, что вы бы удивились, узнав, сколько ублюдков поджимали хвосты и уносили ноги, когда видели, что женщины держат оружие вместо того, чтобы забиваться в угол, как предполагалось.
Все это Магоцци отнюдь не удивило. Большинство мужчин, которые бьют женщин, тут же празднуют труса, когда сталкиваются с теми, кто может дать им сдачи. Но всегда бывают исключения: есть такие, которые настолько сходят с ума от ярости, что даже вооруженный полицейский не может остановить их последнего рывка к женщине.
Его полдюжины раз вызывали на подобные домашние разборки, и он был не в состоянии представить, что хоть один из таких мужчин подожмет хвост и унесет ноги при виде пистолета.
19
Первые полчаса обратной дороги в город из округа Дандас Джино и Магоцци ехали в приятном молчании, в котором оба они нуждались. Магоцци думал, что если политика дискриминации существует, то она должна отражаться в политике управления полиции. Мужчины берут в напарники мужчин, а женщины женщин.
В первые дни работы в полиции его напарницей была толковая и сообразительная женщина, которая ни в чем не уступала в работе всем, кого он знал сейчас и потом. Она справлялась и с плохими парнями, и с жертвами, которые бились в истерике, со своим оружием, со своей карьерой – словом, со всем, кроме своего рта, словно молчание было какой-то страшной опасностью, с которой надо справляться непрерывными разговорами. Магоцци никогда и ни к кому не поворачивался спиной, но после недель общения с ней в тесноте патрульной машины он стал лелеять дикие мечты, как бы приложить машину о дерево – с ее стороны.
Порой тебе надо помолчать, кое о чем подумать или вообще ни о чем не думать. Женщины этого не понимают. Это было одной из десяти миллионов вещей, которые он просто принимал и давным-давно перестал пытаться понять. Мозги у женщин и мужчин работают совершенно по-разному. Это не значит, что одни лучше, а другие хуже. Просто общаться с противоположным полом – и на работе, и вообще в жизни – было куда труднее.
– О, мать твою! – внезапно сказал Джино, и Магоцци улыбнулся. Типичное начало мужского разговора.
– В чем дело?
– Да эти проклятые часы остановились. Ты знаешь, как я ненавижу такие вещи. Когда у моего деда останавливались часы, он просто заводил их снова. В наши дни ты должен отправиться в мастерскую, отстоять очередь к какому-то мальчишке с жевательной резинкой во рту, который продаст тебе батарейку, снова ждать, пока выяснят, подходит ли батарейка и как эту штуку открыть… сплошной бардак. Ну почему часы на приборной панели выходят из строя?
– Наверно, потому, что ни у кого нет времени прочесть двести страниц инструкции и понять, как с ними обращаться.
– Новые машины, новые часы, а у нас все равно ничего не работает. Весь мир катится к черту.
– В широком смысле слова.
Джино с шумом набрал воздуха, словно он полчаса не дышал.
– Должен сказать тебе, Лео, этот Биттеррут меня вроде как перевернул. И я до сих пор не могу понять, что к чему. Я смотрел на лицо Джули Олбрайт и думал, что тут перед нами океан проблем. Пару дней назад мы были о себе самого высокого мнения, потому что вытащили женщину из багажника и спасли от смерти, а теперь… Господи, да я даже имени ее не помню…
– Бетти Экман.
– Да, черт побери, а здесь мы попадаем в этот проклятый город, полный Бетти Экман и Джули Олбрайт, – и какого черта мы не могли добраться до них прежде, чем их засунут в багажник или начнут резать на куски?
Магоцци закрыл глаза.
– Мы делаем то, что можем, Джино.
– Неужто? Так почему же четырем сотням баб пришлось выстроить этот проклятый город, чтобы жить в безопасности? Дерьма кусок. Ну как я могу явиться домой и рассказать об этом Анджеле? Она даст мне выпить, поставит тарелку спагетти, о которых я мечтаю, погладит по голове, потому что видит, как мне плохо, и все время будет смотреть на меня грустными, оленьими глазами, словно я слабак какой.
– Она так не думает, и ты это знаешь.
– Может, и нет, но дело в том, что, если чувствуешь личную ответственность за одну женщину, ты начинаешь чувствовать такую же ответственность за всех них… а Биттеррут прямо и откровенно, в лицо напоминает тебе, до чего, черт побери, мы еще беспомощны.
– Так, может, ты опустишь Биттеррут, когда будешь рассказывать Анджеле о своем рабочем дне?
– Ты шутишь. Как тебе это пришло в голову? Думаешь, когда ты женат, что-то сможешь утаить? – Он уже почти не помнил, что Магоцци был женат и что Хитер ни в грош не ставила работу Лео. – Прости, старина. Я вечно забываю о Хитер.
– Хотел бы и я забыть.
Едва только минуло пять часов, когда они вернулись в Сити-Холл, но уже легли густые сумерки. Это еще не самое худшее в зимах на Среднем Востоке, но близко к тому. Темно, когда вы утром идете на работу, и темно, когда вечерами возвращаетесь домой. Магоцци прикинул, что к весне даже не вспомнит, какого цвета его дом.
Ко времени ужина убойный отдел опустел, если не считать Джонни Макларена, которого было еле видно из-за груды бумаг на его рабочем столе. В помещении стояли запахи попкорна из микроволновки и пережаренных зерен кофе, а мятые упаковки заполняли мусорные корзины.