Снова с тобой
Шрифт:
— Я повидал немало детей, которые оставались здоровыми и невредимыми только благодаря чрезмерной осторожности их матерей, — отозвался Хэнк.
— Но самое страшное то, что теперь я не в силах защитить ее. Она страдает, а я ничего не могу поделать. — Ноэль сделала паузу, чтобы высморкаться в белоснежный платок Хэнка. Когда она подняла голову, ей вдруг стало легче, тяжелый груз несчастья свалился с ее плеч, был вытеснен ободряющим праведным гневом. — Уверена, вы часто слышали от женщин упреки в адрес их мужей, но мой муж — действительно чудовище. Я считала, что он любит нашу дочь, но теперь я в этом сомневаюсь. С ее помощью он решил уничтожить меня и, как это ни ужасно, выбрал самый верный способ.
—
Ноэль вдруг заметила, что во взгляде Хэнка нет жалости. Его выражение было оценивающим, даже восхищенным. — Что… что вы говорите? — смутилась она.
— Что женщина, сидящая передо мной, способна преодолеть любое препятствие на своем пути.
Ноэль нехотя улыбнулась, представив себя Зеной — королевой воинов.
— Эмме пять лет, — тихо произнесла она, — в таком возрасте дети то и дело задают вопросы. Хотела бы я знать ответ на каждый из них!
— Тогда вы были бы чем-то вроде вон того парня. И в этом сквере вам поставили бы памятник. — Хэнк указал на статую Лютера Бербанка, на бронзовом плече которого, как миниатюрный адъютант, восседала серая белочка.
Ноэль рассмеялась, наблюдая, как белка метнулась вниз, за лежащим в траве желудем. Носком туфли она указала на мокрое пятно на боку пакета Хэнка.
— Похоже, мороженое вам уже не спасти.
— Не в первый раз. — Он пожал плечами и поднялся. Подхватив пакет одной рукой, он протянул Ноэль вторую: — Вы позволите почти незнакомому страннику проводить вас до машины?
На этот раз ноги послушно подчинились Ноэль, пока она поднималась. Она обнаружила, что способна идти ровным шагом, держа Хэнка под руку. Кончики ее пальцев щекотали тонкие волоски на его мускулистой руке, она остро чувствовала тепло его кожи. Должно быть, бабушка и мать уже гадают, куда она пропала. И волнуются. Но в эту минуту впервые за последнее время Ноэль чувствовала себя сильной и уверенной.
Глава 7
Даже теперь, спустя долгие годы, Мэри могла бы дойти до дома Лундквистов с закрытыми глазами. Старый фермерский дом с широкой верандой и огородом стоял на перекрестке Блоссом-роуд и шоссе 30-А. Сворачивая на дорогу, где уже стоял ярко-красный «форд-бронко», который мог принадлежать только младшему из трех братьев Коринны, Джорди Лундквисту, любителю шикарных машин оттенков губной помады, Мэри ощутила прилив знакомой боли. Она знала, что Джорди женат и у него двое детей, и вновь осознала всю трагедию Коринны, лишенной шанса повзрослеть, выйти замуж, иметь детей. Воспоминания кружились у нее в голове, как бабочки, вьющиеся над высокой травой по обе стороны от дорожки.
Выйдя из «лексуса» на пыльную подъездную дорожку, Мэри вдруг представила свою лучшую подругу сидящей в тени на верхних ступенях крыльца. Воображаемая Коринна подпирала подбородок ладонями, закрутив волосы на десяток толстых бигуди. Мэри почти услышала знакомый голос: «Эй, Мэри Кэтрин!» Коринна ненавидела прозвища, потому что ее долгие годы дразнили три старших брата, прозванные «троицей динозавров». Только Коринна да родители звали Мэри полным именем.
Мэри помедлила минуту, вдыхая сладковатый запах альфальфы и свежескошенной травы. Большой шоколадный Лабрадор вышел из тени под вязом и направился к Мэри. Он походил на щенка, которого она подарила Ноэль после переезда в Манхэттен. Но вскоре выяснилось, что добродушному псу городская жизнь подходит не более, чем ее дочери, и после нескольких месяцев сомнений и колебаний, потратив сотни долларов, Мэри была вынуждена отдать его. К счастью, Лундквисты охотно согласились взять щенка, уверяя, что на ферме можно держать сколько угодно собак. Мэри наклонилась, чтобы погладить пса, и чихнула от пыли,
— Привет, приятель. Ты, случайно, не родственник Бумеру?
Сын Бумера, как она уже успела назвать его, фыркнул в ответ и жизнерадостно замахал хвостом, поднимая клубы пыли. Мэри улыбнулась. В этом доме она не была двадцать лет, но мать Коринны разговаривала с ней по телефону так, будто они виделись вчера. «Только не стучи в дверь, — предупредила Нора. — Я могу и не услышать — со слухом у меня неважно. Дверь я оставлю незапертой — просто входи, и все».
Они договорились встретиться днем в пятницу после того, как Нора вернется от старшего сына Эверетта и его жены Кэти, у которых недавно родился четвертый ребенок. Нора сообщила, что в этом году невиданный урожай помидоров. Чтобы законсервировать их, ей не обойтись без помощи.
Поднимаясь на крыльцо, Мэри размышляла, стоит ли сразу объяснить Норе цель своего приезда. Что скажет Нора, когда узнает, что это не просто визит вежливости? Бывает боль, которая не утихает со временем, и такую боль вызывает потеря единственной дочери. Воскрешать воспоминания о Коринне наверняка будет мучительно.
Но, едва войдя в дом, такой же знакомый, как собственный, Мэри вдруг почувствовала себя так, будто перенеслась в прошлое. На двери гостиной виднелись зарубки, отмечающие рост детей супругов Лундквист в разном возрасте. На половике Мэри увидела выцветшее пятно от виноградного сока, когда-то пролитого Эвереттом. Даже лампа с треснувшим абажуром, который чуть не раскололся, когда дирижерский жезл вылетел из рук Коринны, стояла на прежнем месте.
Мэри нашла мать Коринны в кухне, у раковины, наполненной мыльной водой, и сразу поразилась тому, что Нора почти не изменилась. Только ее прекрасные льняные волосы немного выцвели, приобрели оттенок пергамента. Тонкие морщинки вокруг глаз почти терялись на фоне яркой лазури радужки, оттенка росписи на фарфоровом сервизе, стоящем на полках старого соснового шкафа. Лишь узловатые, скрюченные артритом руки выдавали возраст Норы.
— Господи, как ты меня напугала! — воскликнула Нора, вытирая руки посудным полотенцем, заткнутым за пояс джинсовой юбки. Она порывисто заключила Мэри в объятия. — Я думала, это Джорди так подкрался ко мне. Я послала его в огород за помидорами.
Она указала на окно, за которым широкая спина брата Коринны поднималась и опускалась среди плетей, упавших с подпорок и распластавшихся по земле.
— Да сохранит его Господь, — продолжала Нора, — он заезжает проведать меня каждый день. Это так приятно! Но строго между нами, этот парень — настоящий обжора. Можно подумать, дома жена не кормит его! — заявила Нора с такой гордостью, словно доказывая, что она еще может быть кому-нибудь полезна.
Мэри обводила взглядом просторную кухню со старыми полками, нуждающимися в покраске, и думала о том, насколько она не похожа на пластиковое святилище ее матери, ревностной поклонницы порядка. На кухонном столе остывали в миске обваренные кипятком помидоры, рядом выстроился ряд блестящих банок с крышками. На старинной эмалированной плите красовались две домашние булки в формах, их аромат навевал воспоминания о Коринне и о том, как они вдвоем прибегали из школы, готовые съесть целого быка.
— Невероятно! Здесь все по-прежнему, — выговорила Мэри, покачивая головой.
— И ты ничуть не изменилась. — Нора отступила подальше и придирчиво оглядела ее. — Боже милостивый, Мэри Куинн, неужели ты сделала подтяжку?
Мэри рассмеялась:
— Даже если бы я и захотела, мне не удалось бы втиснуть операцию в свой график!
Нора подозрительно прищурилась и негромко заметила:
— Тебе пора сбавить темп, Мэри. Если ты не одумаешься вовремя, жизнь пролетит мимо, а ты и не заметишь.