Снова умереть
Шрифт:
— Ты же знаешь, что я всегда уважаю твое мнение, Маура.
— Но в данном случае ты с ним не согласна.
— Ты должна признать, что между этими двумя жертвами есть различия.
— Следы от порезов. Нейлоновый шнур. Даже узлы похожи, и…
— Двойной квадратный узел не уникален. Если бы я была преступником, то, скорее всего, именно так и связала бы жертву.
— А потрошение? Насколько часто тебе попадаются такие дела?
— Ты обнаружила всего одну отметину на грудине. Это не убедительно. Жертвы кардинально противоположны.
— Если бы я не сказала, что это женщина, ты бы не стала отрицать связь с Готтом.
— Ладно, — со вздохом уступила Джейн. — Ты права.
— Почему мы спорим? Ты постоянно пытаешься доказать, что я не права. Просто делай свою работу.
Джейн напряглась.
— А когда я ее не делала?
Этот ответ, такой резкий, заставил Мауру застыть. Холодная сырость превратила обычно такие гладкие и блестящие черные волосы Мауры в жесткую паутину, в которой застряли сломанные сучки. В сумраке этих деревьев со своими перепачканными манжетами и помятой блузкой, она походила на одичавшую версию Мауры, незнакомку, чьи глаза светились слишком ярко. Лихорадочно.
— Так что происходит на самом деле? — негромко спросила Джейн.
Маура отвернулась, внезапно избегая ее взгляда, словно ответ был слишком болезненным, чтобы произнести его вслух. На протяжении многих лет они делились бедами и промахами. Они знали друг о друге все самое худшее. Почему же сейчас Маура неожиданно уклоняется от ответа на простой вопрос?
— Маура? — повторила Джейн. — Что случилось?
Маура вздохнула.
— Я получила письмо.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Они сидели в кабинке заведения «У Джей Пи Дойла», излюбленного бара бостонской полиции, где обычно к пяти часам вечера собиралось не менее полудюжины копов, травящих байки о войне. Но в три часа дня здесь было безлюдно, лишь в двух других кабинках сидели посетители. Хотя Джейн бесчисленное количество раз обедала в «Дойле», Маура была здесь впервые — еще одно напоминание о том, что несмотря на годы, которые они провели вместе как друзья и коллеги, между ними оставалась пропасть. Коп против доктора, муниципальный колледж против университета Стэнфорда, эль «Адас» против вина «Совиньон Блан». Пока официантка стояла рядом, ожидая принять заказ, Маура изучала меню с выражением «Что наименее отвратительное я могу здесь заказать?»
— Рыба с картофелем фри неплохая, — предложила Джейн.
— Я возьму салат «Цезарь», — сказала Маура. — С небольшой заправкой.
Официантка ушла, и какое-то время они сидели, соблюдая неловкое молчание. В кабинке напротив них расположилась пара, которая все это время держалась за руки. Пожилой мужчина и молодая женщина. «Послеобеденный секс, — подумала Джейн, — и без сомнения это адюльтер». Это заставило ее вспомнить о собственном отце и его белокурой цыпочке — роман, что разрушил его брак и отправил убитую горем Анджелу в объятья Корсака. Джейн хотелось проорать: «Эй, мистер, сейчас же возвращайся к своей жене, пока ты не испоганил жизни всех окружающих».
Можно
Маура бросила взгляд на пару, страстно сжимающую руки друг друга.
— Милое местечко. Здесь сдают номера на час?
— Когда живешь на зарплату полицейского, то считаешь это местом со сносной едой и большими порциями. Прости, если оно не соответствует твоим стандартам.
Маура поморщилась.
— Не знаю, зачем я это сказала. Просто сегодня из меня так себе собеседник.
— Ты сказала, что получила письмо. От кого оно.
— От Амалтеи Лэнк.
Это имя, словно зимнее дуновение, заставило кожу Джейн похолодеть, подняв дыбом волоски на шее. Мать Мауры. Мать, которая отказалась от нее сразу после рождения. Мать, которая сейчас находилась в женской тюрьме Фрэмингэм, где она отбывала пожизненный срок за множественные убийства.
Нет, не мать. Монстр.
— Почему, черт возьми, ты получаешь от нее письма? — спросила Джейн. — Я думала, ты оборвала все контакты.
— Я так и сделала. Попросила тюрьму не отправлять мне ее письма. Отказалась от ее телефонных звонков.
— Так как же ты получила это письмо?
— Не знаю, как ей удалось отправить его. Может, подкупила одного из охранников. Или спрятала в письме другой заключенной. Но когда я вчера вечером вернулась домой, то обнаружила его в своем почтовом ящике.
— Почему ты мне не позвонила? Я бы со всем разобралась. Один визит в чертов Фрэмингэм, и она никогда не побеспокоит тебя снова, уж будь уверена.
— Я не могла тебе позвонить. Мне нужно было время, чтобы подумать.
— Подумать о чем? — Джейн наклонилась вперед. — Она снова морочит тебе голову. Это то, что она любит делать. Ей доставляет удовольствие играть с твоим разумом.
— Знаю. Я об этом знаю.
— Приоткроешь дверь хотя бы на миллиметр, и она вторгнется в твою жизнь. Слава Богу, тебя вырастила не она. Это значит, что ты ничем ей не обязана. Ни словом, ни делом.
— Я ношу ее ДНК, Джейн. Когда я посмотрела на нее, то в ее лице увидела себя.
— Значение генов переоценивают.
— Гены определяют то, кто мы есть.
— Разве это означает, что ты возьмешь скальпель и примешься кромсать людей, как это делала она?
— Конечно, нет. Но в последнее время… — Маура замолчала и посмотрела на свои руки. — Куда бы ни посмотрела, мне видятся тени. Я вижу темную сторону.
Джейн фыркнула.
— Само собой, видишь. Вспомни, где ты работаешь.
— Когда я вхожу в переполненную комнату, то автоматически прикидываю, кого мне стоило бы опасаться. С кого нужно не сводить глаз.
— Такое называется ситуационной осведомленностью. Это разумно.
— Это нечто большее. Словно я способна чувствовать темноту. Не знаю, исходит ли она от окружающего мира или уже находится внутри меня. — Она все еще разглядывала свои руки, словно ответы были написаны на них. — Я одержима поиском недобрых знаков. Связью между ними. Когда сегодня я увидела этот скелет и вспомнила о теле Леона Готта, то увидела знак. Почерк убийцы.