Сновидения

Грот какой-то. Много деревьев с красивыми, широкими листьями. И все розово, розово, розово. Розовый свет, мягкий, чуть мигающий, будто электрический, только розовый. Тепло и пахнет духами…

Посредине большой стол накрыт. Фрукты всякие – и виноград, и персики. А в вазочке горка конфект. И шоколадные есть. Может быть, с ликером! И тянушки!.. Попробовать разве?.. Никого нет… Без спроса неловко… Попробовать разве?..

Она подошла

Она отвернулась… Потом глядит исподлобья – у херувима усы черненькие… и мундир гусарский… А лицо его близко, близко… и все улыбается… Она вся вспыхнула… Рука обвивает… гусар целует, целует… И хорошо, и страшно, и досадно… а гусар все целует…

– Довольно! – крикнула она и проснулась, с пылающими щеками, с сильно бьющимся сердечком…

Что за черт! мундир какой-то одет… Фалды, воротник с галуном, фуражка форменная, и на околыше буквы «с. л.». Что за черт!..

Стыдно по улице идти!.. Мальчишки уличные заметили, бегут сзади, пальцами показывают и кричат: «Усь, усь! Столичный литератор! Столичный литератор!»

А старики у ворот стоят и снисходительно улыбаются проказам ребят…

Прибавить шагу… Вот положение! не отстают!.. Бежать надо… Вон навстречу пробежал по другой стороне улицы такой же господин с такой же свитой… Верно, тоже литератор… Сконфуженная какая физиономия…

Хохот на улице… Бежать надо, бежать…

– Куда? – раздался грозный голос. Глядит, стоит усач.

– Я… я… так бежал… вперед…

– Что-о? вперед?.. Пожалуйте в участок для составления протокола… Да вот, кстати, у вас под мышкою бумаги сверток: верно, новая статейка – посмотрим, посмотрим, любопытно…

– Да помилуйте, какое вы имеете право!

– А-а! р-рассуждать!! – И он свистнул.

Свист все громче, громче, пронзительнее… и в свисте слышится дикий хохот… Темно стало… ни зги не видно… Голова закружилась… И вдруг будто кто-то схватил… чьи-то руки… и чувствует он, что несется, несется куда-то… подбрасывает его, будто на кочках… и точно чей-то ус надоедливо щекочет щеку…

А свист все пронзительнее… ухо режет… а хохот все громче, все наглее… Тьма… душно… масла деревянного запах… душно… воздуху нет… Задыхается…

И он проснулся, обливаясь холодным потом.

– Жупел, положительно жупел! – думала она, вся дрожа от страха.

Перед нею на полу сидел карапузик, весь в темной шерсти, с большим животом, с козлиными кривыми ногами, голова баранья…

– Ишь, глазищи зеленые… так и сверкают… Пост, а он яйца лопает, окаянный!..

Облупил и трескает. Уставился в нее глазищами. Она хочет двинуться, уйти – боится. Хорошо еще, что страшными словами перестал пугать. Лучше смирно сидеть, не дразнить его…

А он-то все яйца облупливает и трескает! Потом стал в нее скорлупой кидаться. И сам смотрит, что-де она на это скажет; а она молчит, боится… Решила лаской взять.

– Жупел! – говорит… – Жупеленька! Хороший ты мой, гладкий!.. Отпусти ты меня, бедную!.. Вот шел бы к Матрене Савишне, она безбожница, она с приказчиками шуры-муры заводит… Попугай ты ее хорошенько…

А жупел как улыбнется, а ртище у него громадный, и начал он опять:

– Геенна! геенна огненная!.. Кимвалы… Синедрион!.. Цимбалы!.. Архитектура!.. Кафедра!.. Кедр ливанский!..

– Голубчик, миленький, перестань! – взмолила купчиха «жупела», обливаясь холодным потом.

А «жупел» защелкал зубами, изо рта пламя с дымом, когти расправил…

Купчиха вскрикнула и проснулась…

– И за что, то-ись, он меня двинул? – недоумевал он, держась за щеку… – Было бы за дело; ну, тогда, что и толковать, учить надо… А то ведь, на-поди… задаром… шел мимо, да и засветил, здорово живешь…

И ему горько стало ужасно. Выпить захотелось. А денег ни гроша… Горе!.. И вдруг видит он во ржи полуштоф… Пляшет, подлец, ножки тоненькие, как у опенка…

Бросился он полштоф ловить. Так ведь, подлец, между пальцев и проскальзывает… Поймал-таки, подносит ко рту…

– Это ты, брат, што?! – раздался голос. – Водкой балуешь, а недоимки?! Одобряю!..

– Видит бог, отдам… Дай с силами соберусь… отдам… Лошадка околела, сам знаешь…

– А водку пить умеешь? а?.. На водку деньги есть?.. Потом за тебя перед начальством отвечай!..

Тррах!.. Ну, тут уж было за дело – по другой щеке, и ему хотя и больно было, но не обидно, как давеча: потому – за дело…

А тот, отведя душу, ушел…

Жрать-то как хочется… Пузо расперло от мякины, а сытости нет… Хлебушка бы, чистенького…

Ишь ты, чего захотел! хлебушка!.. А недоимки? позабыл? По-омни, брат! А Силаю Кузьмичу долг? А барину из Обираловки?.. То-то… А он вдруг хлебушка!..

Он сам себя упрекнул за вздорные и несообразные желания…

– Попробовать разве дресву?.. Ничего, есть можно…

И он сытно наелся… Славно!..